Золото Югры

«Наша Шотландия» герцог произносил с особой гордостью – и подправлял эту гордость половиной стакана виски.

Раз в неделю в замок прибегал гонец или просто ярый шотландец. Он громко орал, что в окрестностях замка появились «чужие, видом англы!».

Гарольд герцога трубил, конюшни распахивались, ворота замка раскрывались. С грохотом падал подвесной мост через водяной ров. В окрестные поля вырывались лучники и меченосцы герцога Мак Ферри. А в замковой зале пять слуг короля начинали спешно навешивать на Якова металлические доспехи рыцаря. Полностью закованного в броню короля слуги выносили во двор и садили на старого мерина, с обоих боков прикрытого толстой попоной из двойной кожи коровы. На металлической юбке королевского рыцарского доспеха по бокам имелись два отверстия, а на седле – два железных крючка. Крючки вставлялись в отверстия, и король Яков, крепко прихваченный к седлу, шагом ехал в поля – возглавить ловлю врагов.

Как обычно, через час врагов ловили. И обычно – возле прохладного леса. Совершенно случайно это оказывались местные жители, сбежавшие из тюрьмы замка, где сидели за малую провинность – убитого кабана или зайца в лесах Мак Ферри.

Пойманых подводили к королю, сильно потевшему под весом брони. Яков поднимал забрало:

– Я, король Англии, Шотландии, Ирландии и всех остальных заморских земель, которые будут мною завоеваны. Властью, данной мне Богом и людьми, дарую вам прощение!

Затем короля снимали с мерина и освобождали от доспехов. И усаживали на особое кресло возле плоского камня, служившего теперь столом, а между королевскими охотами – языческим алтарем местных скотоводов.

Прощенные королем преступники долго кланялись королю и вопили:

– Слава доблестному королю! Слава Шотландии!

После чего им следовало идти домой.

А на лесной поляне уже с ночи, под горой раскаленных углей, томилось мясо оленя – или коровы, если герцогские егеря не могли добыть оленя. Но оленья голова с рогами, измазанная коровьей кровью, обязательно валялась возле костра. Король Яков ел мясо, выпивал достаточно разных напитков, а посередине торжества обязательно и своеручно подписывал требование королевскому казначею, подсунутое герцогом:

«… На содержание и обустройство условий для приличествующего существования особы королевской крови – 5000 фунтов стерлингов. Король Шотландии Яков».

В середине июня, в канун местного праздника, стараниями католиков признанного религиозным, король Карл сидел на своем кресле у плоского камня и ждал кусок горячего мяса. Вместо слуги блюдо с мясом королю поднес герцог Мак Ферри. На широкой ладони герцога под серебряным блюдом лежал лист бумаги. Когда блюдо с мясом оказалось на камне, перед глазами короля оказалась бумага. Он прочитал: «На содержание и обустройство особы королевской крови – 10 000 фунтов стерлингов».

– Почему вдвое? – удивился король.

– Половина монетного серебря, имеющего ныне хождение в Англии, – фальшивая. У меня есть копия доклада королевского казначея Елизавете…

Яков принял от слуги правой королевской руки большой серебряный фужер с вином, залпом выпил. Слуга левой королевской руки подал ему перо. С пера на горячее мясо капнула капля чернил. Яков смахнул каплю и подписал бумагу, поданную герцогом.

Слава Богу, король Яков пока не обязан горевать о фальшивом серебре в английском королевстве…

* * *

Папский легат падре Винченто в то июньское утро с ужасом глядел на стеклянный штоф, купленный в Тронхейме у старого моряка. Божественная жидкость всего на одну линию покрывала донышко штофа. Выходило, что для падре осталось всего тридцать капель!

Принимая капли опиумной настойки, падре уже и думать забыл о приступах морской болезни. Он много ел, а потом много спал. Один раз огромный матрос случайно наступил подкованным сапогом на руку Винченто… Папский легат даже не почувствовал боли! Другой раз корабельный кок, обозленный жалобой падре капитану Ричардсону на нехватку пищи, приложился к руке Винченто раскаленной кочергой. Как бы случайно. Рука священника даже не дернулась.

Матросы на шхуне стали роптать. Ибо даже святой человек, вроде Франциска, которого испанские язычники жарили на раскаленных углях, и тот орал. Выходило так, что падре либо святее Франциска, либо – сын беса…

Капитан Ричардсон вызвал всех матросов на палубу и при них велел падре собрать вещи и переехать на вторую шхуну.

– Мы догоняем врагов, – громко сказал капитан, – будет бой. Вам, падре, следует находиться в безопасности.

Матросы смеялись. Только один матрос странного, неанглийского вида имел печать печали на лице. Он стоял позади остальных и, казалось, плакал.

Падре протолкался к несчастному, взял его за плечо и повел на нос шхуны.

– Будет исповедь! – прокричал он капитану.

Капитан Ричардсон не ответил: он следил, как матросы готовили шлюпку. Боцман стоял на корме и орал на вторую шхуну, чтобы готовились принять святого отца.

Падре отвернулся и лизнул несколько капель из штофа, затем спрятал его в сутану и решительно встал напротив матроса.

– Грешен, сын мой? – спросил он у Николы Сужина. – Покайся…