Капитана Ричардсона в тот жуткий вечер позвал на праздник капитан Пекни.
Когда обе шхуны встали вечером на кормовые якоря возле крутого берега, Ричардсон один сел в шлюпку, привязанную веревкой к носовому бимсу. Течение тут же отнесло шлюпку под борт второй шхуны.
Капитан Пекни истово верил в Деву Марию. Поэтому он с почтением принял на борт своей шхуны падре Винченто, изгнанного капитаном Ричардсоном, и даже уступил ему свою маленькую каюту в левом крыле кормовой надстройки.
В тот июньский день католики отмечали праздник явления Богоматери в Испании. Падре Винченто в тот день слизал с горлышка стеклянного штофа три последние капли опиумной настойки. Чтобы успокоить душу, которая было засвербела от страха, что у него в брюхе снова поселится блевотная немочь от качания корабля, падре Винченто задумал выпросить у командира экспедиции, капитана Ричардсона, двойную порцию вина три раза в день!
Поэтому и вспомнилось падре явление Богоматери в затерянном испанском селе, а капитан Пекни на коленях с восторгом молился перед святым отцом за неожиданное обретение праздника.
Капитан Ричардсон прибыл, и матросы второй шхуны попрятались в трюм.
Шхуна тихо качалась на слабой речной волне, поэтому стол на три персоны корабельный кок без опаски для посуды накрыл на капитанском мостике, под непривычными звездами сибирского неба.
Ричардсон не стал выпытывать у Артура Пекни, что за праздник случился в такой тихий и теплый вечер. Он с удовольствием выпил португальского вина, отхватил себе от копченого, местами уже зеленого окорока, хороший ломоть мяса и стал жевать.
– Истинное благочестие нашего дела в том, – неожиданно сказал падре Винченто, – что мы первыми несем в этот дикий край тишину, покой и божье умиротворение…
Капитан Ричардсон уставился на падре и перестал жевать. Через год здесь не будет ни тишины, ни покоя! Об этом знал каждый матрос на кораблях. Слово Божье не скоро вознесется к здешним небесам, ибо пространство здешнее сильно велико, а пушек у Англии пока мало. А сначала всегда идут пушки.
Капитан Ричардсон начал выражать эту мысль вслух, когда на его шхуне грохнул невероятной силы взрыв.
Что случилось потом, Ричардсон не помнил. Взрывом шхуну капитана Пекни оторвало от якорного каната, сильно накренило и бросило на самую середину реки. Ричардсон крепко резнулся затылком о боковой дубовый поручень капитанского мостика. Сверху на него швырнуло падре Винченто. Прежде чем уйти от боли в темноту безмыслия, Ричардсон успел увидеть широкое сальное лицо священника и услышать его слова:
– Две кружки вина три раза в день…
Рано утром, при свете туманного солнца, шхуна капитана Пекни подошла к месту чудовищной беды. Обломки погибшего корабля и трупы матросов утащило течением, а то, что тяжелее дерева, – легло на дно Оби.
Пустым гляделось место беды. Только в глинистой стене берега торчало рулевое колесо от шхуны капитана Ричардсона. Оно врезалось в берег с такой силой, что, зацепивши колесо кошкой, только пятеро матросов сумели его выдернуть и поднять на борт второй шхуны.
Матросы первой вахты собрались на носу корабля и что-то тихо обсуждали. Можно догадаться – что. Они искали причину, по которой нельзя плыть дальше, а нужно плыть назад. И к этому располагает даже огромная река – она сама течет в ту сторону, куда бы надо плыть английскому кораблю из этой страшной страны. То есть к берегам Норвегии, а потом и к берегам Англии.
У капитана Ричардсона болела и тряслась голова. Он мог ходить, только провожая взглядом каждую ногу. Говорить мог, но тихо.
Увидев кучку матросов, он тихо сказал капитану Пекни:
– Застрели двоих, налаживай дисциплину! Нужно плыть дальше!
Утренний ветер дул как раз с кормы на нос шхуны, и матросы услышали приказ капитана, оставшегося без корабля. Такой капитан может и сам застрелить матроса. Люди разбежались по местам и стали тянуть канаты, подворачивая шхуну к перемене галса. Только подвернули, как корабль нырнул носом и под днищем зашуршало.
– Мель! – заорал кто-то дурным голосом.
Капитан Пекни кинулся к левому борту. Река мелела прямо на глазах. Вода отступала, освобождая песчаный берег.
– Не успели по большой воде пройти до Иртыша, – услышал Пекни тихий, дрожащий голос Ричардсона, – вода сходит. Половодье кончилось. Но мы поплывем дальше…
– Поплывем, поплывем, – испуганно ответил Артур Пекни, – что нам остается делать?
– Тогда не стой! – прошипел Ричарсон. – Плыви, корова!
Прошипел это и упал в беспамятстве от внутреннего напряжения.
Пекни переступил через упавшее тело и крикнул своему боцману Булту – готовить шлюпку для якорного завода.
На сотню ярдов назад, по течению, вывезли на шлюпке носовой якорь, сбросили в реку. Матросы навалились на рукоятки брашпиля; шхуна начала медленно подтягиваться к собственному якорю и через десять ярдов уже свободно качалась на речных волнах.
Матросы засвистели от радости. На правом, высоком берегу матросскому свисту вдруг ответил собачий лай.