Золото Каралона

– Месторождение есть, но душа-то болит. Болит по отцу, которого я не понимал… И любимая женщина меня не понимает.

Водка делает разговор откровенным. Шуляков резко сдвигает в сторону тарелку с гуляшом, отвечает:

– Что ты разнылся! Меня сын не понимает. Ушел под бандитов. А жена так и вовсе… – Умолкает. Ищет глазами бутылку. Наливает в стаканы. – Рад бы помочь, да самому иной раз так херово… Ныне деньги появились большие, а толку-то. Эх, Ванька, Ванька!

Они не замечают, как пристально смотрит на них Мария Осипова, словно хочет сказать: ваше горе-то – плюнуть и растереть. А вот каково мне? Но разве поймут. Она встает из-за стола и уходит одна. Мария не стала просить сына приехать, чтобы не нарываться на тихое, злое: я так и знал, я тебе говорил…

Минувшей зимой Кахир Баграев приобрел в Стекольном большой дом под производственную базу. Рабочие обнесли его по периметру забором. Удобный подъезд на машинах. С тыла выход к лесистой пойме и реке Нельча. После военных действий под Сусуманом Кахир залег в доме со своей бригадой. Здесь тихо, спокойно, ни грохота скруберных бочек, ни рева мощных японских бульдозеров, работающих на рыхлении полигонов. Умирающий северный поселок. Можно бы отоспаться в отдельной комнате. Не спится Кахиру. Пьяные посиделки бойцов раздражают. Он давно мается от безделья. Иногда ругает дежурных охранников. Они пьют водку, ведут бесконечные разговоры про женщин и большие деньги.

Кахир в очередной раз идет в сторону Олы по грунтовке, уходящей далеко-далеко в сторону Охотского моря. Здесь его догоняет черный «крузак».

– Гуляешь, Кахирчик? – Амир шутит, смеется, будто ничего не произошло. – Повяжут менты без охраны. Бригаду бросил. А они там бухают.

– Надоело ругаться… – Кахир смотрит исподлобья на Озоева. Выпрямляется, откидывает черную прядь со лба. Выдыхает. – Достали! Пыво с Чубчиком подрались. И вообще…

– Разберусь. Я тебе денег привез.

– Мне не надо.

– Что? Ты же хотел дом строить в Салги.

– На крови дом не строят.

Озоев согнал с лица улыбку. Захлопнул дверцу машины. Вплотную подступил к Баграеву.

– Ты чего, парень, обкурился? Какая кровь?

– Цукана зачем убил?

Амир отшатнулся. Этот оскал, хриплый возглас показался ему рыком овчарки, готовой укусить за руку.

– Одурел? Я ему кредит предлагал. А он, борзота, всю Теньку против нас настроил. Хотели пугнуть его. Но подрывник заряд пластида не рассчитал.

– Ты умный – да? Академия кончил. Ислам веришь… В инвалида стрелял!

– Замолчи! – Озоев бьет с правой. Жилистый верткий Кахир уворачивается. Удар вскользь цепляет подбородок. И тут же рука Озоева, словно клещами, зажата так сильно, что может переломиться в запястье. Это не на ковре прыгать, тут настоящая сила нужна, а ее Кахир наработал в артели с лопатой и ломом.

– Ладно, не дури. – Озоев идет на попятную. Водитель остался в Стекольном. Пистолет в бардачке. Но, похоже, Кахира им не испугать.

– Убивать меня будешь?

– Дурак! Иди, иди, куда хочешь… Но не возвращайся. Рыдать будешь, осел неблагодарный.

Из-под колес брызжет галька, трехтонный «лендкрузер» срывается с места. Озоев выдергивает из бардачка пистолет. Что-то произошло важное, а что, он пока еще не может понять, поэтому стреляет с руганью в воздух.

Зимник – самый надежный путь в предгорьях Станового хребта. С декабря занялись переброской оборудования и техники в Зейский район. Строили базу, ремонтные мастерские. Прииск назвали, как и ручей, – Удачливый. Пелена спала. Повеяло новизной, Малявин впервые никого не подгонял. Взялся помогать плотникам и постепенно освоил работу так, что Динамит, который на своем веку смастерил не один десяток деревянных домов, избушек и бань, удивился, сказал.

– Ты, блин, похоже, в отца. – А лучшей похвалы для Ивана быть не могло.

КамАЗами активно завозили стройматериалы, горючее, продукты. Но зимник рано просел. В долине реки ушел под лед груженый КамАЗ. Последних отпускников пришлось забрасывать из Никольского вертолетом. Прибывшие старатели удивленно осматривали новый поселок, обживали дома, мастерили топчаны, полки, осматривали будущую баню. Всем хотелось быстрее выставить промприборы типа «Дерокер», современный скруббер, чтобы начать мыть золото. Петр Никишов придирчиво влазил в каждую мелочь. Заставил срезать заплатки на колоде у старого вашгерда, чем возмутил даже Малявина.

– Не понимаю. Зачем?

– Колоду – ежели протерлась песками, заваривают заплаткой только изнутри. Внахлест. Чтобы не было щели старого металла. Иначе туда обязательно набьется золото. Был случай на Игуменском, жалко время дорогое терять, вот сварной при работающем вашгерде и поставил заплату снаружи. Потом, при перестановке, стали заплатку срезать и ставить снаружи, а там набилось в щели шлиха чуть ли не с килограмм.

– И куда?

– Да ссыпали в колоду!

Подошедший Гуськов хитро улыбается и даже плечом отирает Никишова.