Он выгреб под трактором грунт с одной стороны с уклоном, с другой сделал приямок под домкрат и сидит на свернутой палатке, оглядывая долину. Ему втемяшилась мысль, что этот парень-неумеха ворочает теперь миллионами, а он – специалист высшего класса, умеющий собрать-разобрать любой механизм, – должен ему подчиняться и получать денег меньше в несколько раз.
Сначала приподняли легкую хвостовую часть, подваживая бревна, подсыпая грунт, камни, потом медленно, дюйм за дюймом, пошла вверх головная часть вместе с помятой кабиной. К вечеру трактор поставили на траки. У Малявина едва хватило сил, чтобы установить палатку. Он рухнул на спальник и тут же уснул, не обращая внимания на зудящих комаров.
Разбудил рев бензинового пускача, следом забубнил двигатель на малых оборотах. Малявин выскочил из палатки, услышал привычное:
– Все будет абгемахт! Эх, Ванюша, нам ли быть в печали? Не прячь гармонь, играй на все лады, Так играй, чтобы горы заплясали, Чтоб зашумели зеленые сады!
Володька орет песню так громко, что эхо гуляет по каменистому распадку.
– Ура, ура! – скачет зайцем Иван возле трактора. – Ну, ты и!.. – у него не хватает слов, чтобы выразить свой восторг. – Ты чудило, чудило!
– Да, это вам не отчеты писать…
Арифов говорит с усмешкой. Иван этому значения не придает и не понимает, о каких отчетах идет речь.
По схеме, отрисованной Цуканом на планшете, они находят плоскогорье и петлистый подъем на гору Шайтан, а дом геолога Алонина найти не получается.
– Если сгорел, то пятно гари держалось бы лет двадцать. Отец говорил, что сосны и крышу дома увидел, когда спускался от гранитных останцев.
Володька Арифов привычно возится с трактором и отмалчивается. Когда Иван крепко наседает со своими «почему», то говорит:
– Не суетись, нам еще ручей Удачливый надо найти, может, он что подскажет.
Утром нашли ручей, который впадает в Дялтулу, но промывка не дала ни одной приличной золотины, лишь совсем мелкие чешуйки. На третий день спокойного, рассудительного Арифова начинают одолевать сомнения:
– Это не Шайтан гора, и река не Дялтула…
После ужина сидят у костра. Тревожная озабоченность не дает покоя.
– Дух горы стережет месторождение, – неожиданно проговаривает Арифов свое, потаенное.
– Ну, ты выдумал! – Малявин пытается рассмеяться, но в ночном сумраке смех этот фальшиво звучит, он тут же его прерывает. Ждет.
– Да, знаю… Бывает такая хреновина. Мне знакомый старатель Семка рассказывал, что в больничной палате старый копач Хворост, умирая, отдал ему рисунок. Там точные приметы заброшенного зимовья в долине реки Синека. Якобы в зимовье под лежанкой приямок, а в нем пуд золота. Семка две недели искал, чуть было не сдох от голода, а зимовье с кладом так и не нашел. Хотя схемку имел на руках. Шайтан-гора – ее так прозвали не случайно. А может, Цукан что-то напутал… десять лет прошло.
– Нет, Володька! Отец схему Алонина проверял по карте военных топографов. Он не дурак. Он нашел!.. И я пойду верхом горы, и буду искать.
– Пустое занятие, тоже мне, геолог… Как выглядит столбчатый выход на поверхность рудного золота?
– Мне отец рассказывал. Не хочешь – не ходи, тут оставайся.
Иван выговаривает это со злостью.
– Мне Николай угодник поможет… Вот-вот, ты смеешься, а я помолюсь и пойду с утра пораньше.
Малявин петляет по плоскогорью. Обходит уступы. Идет к вершине горы. Он до рези в глазах вглядывается в прожилки кварца, обстукивает молотком трещиноватые куски гранита. Устраивает небольшой камнепад, но ничего похожего на останцы не находит. Вечером не решается идти по каменистому спуску. Перебирается в седловину горного кряжа. Устраивается ночевать на подстилке из еловых веток.
Ночью вскакивает, дрожит от холода. С трудом разводит в темноте костер, который почти не согревает, пламя и вместе с ним тепло относит порывистым ветром. Он лежит, свернувшись калачиком, смотрит, как отсвет костра пляшет на скалистых уступах, а мысль крутится простая, грешная:
– Какого черта я поперся за этим кладом! На счету в банке семьсот пятнадцать миллионов, если продать технику, оборудование – вдвое больше. Николай Угодник мне тут не помощник.
Он подбрасывает валежник, придремывает, вновь просыпается от холода, ожидает с нетерпением рассвета, чтобы спуститься вниз и сказать Володьке Арифову: шабаш, едем назад к Дипкуну.
Утром в бинокль разглядывает южную сторону седловины, кустарниковые заросли. Там более удобный пологий спуск с горы. Набредает на кусты черной смородины. Ягода переспела, осыпалась большей частью. Подрагивая от холода, он собирает пару горстей кисло-сладкой ягоды, обрывает листья. Разводит костерок, варит чай со смородиновым листом… Солнце выкатывается из-за гряды сопок с восточной стороны, освещает по-новому долину, петлистую речку. Ближний зубчатый выступ горы неожиданно заиграл бликами, заискрился, словно бы усыпанный новогодними блестками. Малявин подходит, начинает колотить молотком по кипенно-белому пласту с прожилками золотистого цвета…