Золото Каралона

– Что-то не стыкуется, господин Дмитриенко!

Следственный изолятор. Напротив Коледанова сидит Дмитриенко.

– Мать не признала вас по фотографии. Назовите свою фамилию.

– Это неправда. Вы ее запугали…

– А вот фото настоящего Дмитриенко…

Коледанов раскладывает пасьянс из детских и студенческих фотографий.

– И плоскостопия у вас нет… Ваше имя, фамилия?

– Я вас не понимаю… У меня болит голова.

Эксперт-криминалист высвечивает в ультрафиолетовом освещении частично сожженную наколку на плече Дмитриенко. Фотографирует под разным углом освещения.

– Марганцовкой вытравливал. Войсковая эмблема. Можно прочитать буквы «шк», «сверд…» Видимо, Свердловск.

В допросной камере на табуретке, прикрученной к полу, сидит Дмитриенко. Входит Ахметшахов.

– Прапорщик Слащев, встать! Смирно!

Дмитриенко-Слащев встает и тут же оседает на табуретку, привинченную к полу. Ахметшахов внимательно разглядывает бывшего прапорщика, который много лет изображал главного инженера, воровал золото.

– Читай. Это экспертное заключение о произведенной эксгумации трупа в пригороде Екатеринбурга. А это заключение о проведенной ДНК экспертизе…

– Я не хотел его убивать.

– Это не имеет значения.

– Он сам кинулся на меня… Я готов все рассказать.

– И про схему хищения золота? Мы нашли твой тайник, Слащев. Золото мягкий металл, оно повсюду оставляет мельчайшие пылинки. Эксперты определили, там находилось когда-то более пятидесяти килограммов. Куда делось?

– Я не знаю. Это не мое золото.

– Тогда пойдешь на пожизненное! Будешь до конца дней гнить в тюрьме…

– А если я расскажу?

– Срок будет, но минимальный. Убийство по неосторожности.

Монолог прапорщика Слащева

Приятель школьный помог в интенданты перевестись. Жизнь сразу в гору. Мы с начпродом дорогую тушенку меняли на дешевую. Разницу брали себе. Я дом начал строить на своем участке в пригороде Свердловска. Жигуль купил старенький, чтоб не выделяться.

В интендантской части свободного времени много. Чуть что, в картишки: бура, очко, реже покер по рублику, а то и по пять. Я выигрывал постоянно, с выигрыша покупал водку, угощал всех подряд. Постепенно офицеры озлобились, едва сяду за стол, сразу игра вянет, игроки расползаются… Вскоре нашел компанию игроков мастеровитых, азартных, там деньги крутились большие, люди собирались серьезные. Меня уважали.

В апреле получил я в кассе командировочные и деньги, для закупки большой партии продуктов. На улице Кирова, рядом с войсковой частью, случайно встретил приятеля, с ним не раз перетирали в картишки. Зашли в рюмочную, заказали по сто граммов, поговорили о знакомых блядях. Приятель заторопился, говорит, извини, спешу на Метизную, там собирается денежный народ, большая игра. Я увязался за ним, чтобы убить время до ночного поезда.

Сначала везло, снял первый же небольшой банк, раззадорился. А потом – как обрезало. К утру проиграл казенные деньги, занял большую сумму в долг.

Неделю я изворачивался перед командиром, придумал мнимую болезнь. Растрата казенных денег полбеды, но мне жестко напомнили о карточном долге. Дали срок до конца месяца. Впору пойти и застрелиться из табельного оружия.

Прямо у дома встретил посыльного от командира части. Соврал ему, что иду в гарнизонный госпиталь, а сам к вокзалу. Захотелось сесть в поезд и слинять… Хотя я понимал, что найдут. Случайно столкнулся с рослым мужчиной. Прилично одет, стоит, озирается, словно хочет найти сортир.

– Что-то ищете?

– Улицу Маркса. Там музей краеведческий. Надоела гостиница в аэропорту. Вторые сутки нет вылетов на Магадан.

– Так я покажу. Мне по пути…

Потом предложил показать, где стоял Ипатьевский дом – место расстрела царской семьи, а заодно и центр города. Потом зашли в кафе, хорошо накатили. Сразу попер разговор.

Дмитриенко мне все выложил про бывшую супругу. Как эта сучка спуталась с его же начальником. Из-за чего он вынужден ехать на работу в Магадан. В эту дыру, где зимой нос не высунешь из-за лютых морозов.

В такси Дмитриенко обмяк, его разобрало. Приехали мы на окраину Свердловска. Почти силком я затащил инженера в старый дом, доставшийся мне от матери.

– Ты уж не побрезгуй, сени темные, кухнёшка, печка… По рюмочке тяпнем и поедем кататься.

Потом предложил я ему ради шутки переодеться в военную форму. Говорю: «Сфоткаемся, вот смеху-то будет, скажешь знакомым, что в армию загребли». Он напялил на себя мундир, фуражку, подошел к зеркалу и стал хохотать, да так, что началась икота. Думаю, как бы не заблевал мне новый палас на полу. Вывел москвича на улицу в полумрак к дровяному сараю. Этот мудак сделал пару шагов, не удержался, упал. Ударился о дубовый пенек-колоду. Я его поднимать, а он отбивает протянутые руки. Матерится:

– Долбоеб, мерзавец! Нарочно ударил меня!

Злость у меня возникла. Обхватил горло, придавил до хруста хрящей, чтоб заткнулся. Перетащил в дом, думаю, щас оклемается. Делаю искусственное дыхание. Бесполезно. Я в школе прапорщиков двухпудовки кидал на раз, два, три… Силу не рассчитал. Надо как-то спасаться.