Золото Каралона

Убрел Витя, опираясь на костыли, к речке. Сидит на валуне, ворошит речную гальку. А речка, гудевшая месяц назад талой водой, превратилась в жалкий ручей, по которому даже на плоту не пробраться. Цукан понимает, время упущено. Остается надеяться на обильные затяжные дожди, готовить впрок рыбу, сушить грибы. А еще из куска брезента и с помощью все той же спасительной лески, он принялся ладить сумку-рюкзак с лямками от пассажирских кресел. Постепенно втянул в эту работу Виктора, убедил, что ему тоже нужен рюкзак, что как только прибудет вода, они поплывут вниз по ручью, а он их выведет к большой воде, а ж там непременно найдется человеческое жилье.

Цукан собирал в ложбине грибы и столкнулся с медведем. Тот или не тот, что убегал с опаленной шерстью, но медведь зарычал и присел на задние лапы. Цукан, глядя в разинутую пасть, сделал несколько шагов назад и уперся спиной в ствол дерева. Ухватился за свисавшую ветку и, словно гимнаст, в два маха кинул тело наверх, подтянулся, ухватился за ствол. Медведь обошел вокруг дерева, словно примеривался с какой стороны начать восхождение. Встал на задние лапы и с грозным ревом стал драть кору когтями. Береза затрепетала так, что с нее посыпались сухие ветки.

– Цукан набрал в грудь воздуха и заблажил, закричал, понося медведя и всю эту житуху. Медведь опустился на четыре конечности. Цукан, окончательно осмелев, достал из-за пояса топорик взялся стучать по стволу, кидать вниз сухие ветки. Медведь вскоре скрылся в кустарнике, а потом, разбрызгивая воду, зарысил через ручей к противоположному берегу.

Дождь шел четвертые сутки с небольшими перерывами. Недавно ручей можно было перебрести по камням, не замочив штанов, а теперь по нему катился мутный поток. Плетеная изгородь не устояла, ночью ее сорвало и унесло вместе с вершами, прибывающей водой.

Дялтула.

Резиновый спасательный плот стоял наготове, рюкзаки упакованы, спички тщательно замотаны в пленку: одна коробка в рюкзаке, другая на груди. Едва проглянуло меж туч голубое небо, полезли по мокрому склону к реке. Виктор тренировался прыгать по берегу на костылях, но на мокром крупном галечнике палки вели себя непредсказуемо, скользили, он падал, стараясь не зацепить больную ногу. Ушибался, но не стонал, не плакал, как это случалось первые дни. Вот и теперь он завалился на правый бок у кромки воды.

Цукан помог ему подняться.

– Так мы не пройдем по тайге.

Виктор подумал, что сейчас он скажет, оставайся здесь, Витька и уплывет один. Уцепил за рукав куртки: «Не бросай меня. Я буду стараться…»

Поймал умоляющий взгляд на бледном бескровном лице. «Эх, Витька! Горе ты хреново. Завтра поплывем. Мысль возникла дельная».

Цукан полдня возился, мастерил съемный протез. Пришил ремни от пассажирских кресел. Много раз примерял, регулировал застежки.

– На культю его крепить нельзя, а вот под коленный сустав – это вполне.

Витька попрыгал, попрыгал по салону и как-то сразу повеселел, не уставая нахваливать Федорыча.

– Да я теперь, знаешь, как попру!

С утра пораньше Цукан привязал к плотику рюкзаки, привязал длинный фал с множеством узлов, чтобы веревка в руках не скользила. Окинул взглядом склон сопки с останками самолета, шалаш, кострище, тяжко вздохнул, выговорил привычно: «Всё будет абгемахт, Витька! Ты только крепче держись за плот, если ударит об камни. Валунов тут хватает».

Поначалу Цукан пытался править шестом, стараясь вытолкнуть плот на середину, и вскоре понял, пустое занятие. Плот крутило, словно волчок, а когда наскакивали на валуны, невидимые в мутной воде, то плотик кренился, вода захлестывала их самих и поклажу. Вскоре вымокли полностью. Пытаясь обойти огромный валун, Цукан сломал шест и оказался в воде. Воды немного, чуть выше колена. За веревку подтянул плот к себе, выбрел на берег. Виктор лежал на пузе, подогнув под себя ноги.

– Чуть не перевернулись, – выговорил он, подрагивая синими губами.

– Камней много. Терпи. Скоро будем греться.

Очередной камень вздыбил плотик, оба оказались в воде. Цукан с километр бежал по отмели, волоча за собой плотик.

– Тут мелко. Карабкайся к берегу! – кричит истошно Виктору, а он словно не слышит, суматошно молотит на стремнине руками, поток тащит его по камням вниз. Настиг барахтающегося у берега парня, вздернул вверх за воротник, помогая подняться.

– Я ж тебе объяснял! Ты сразу на здоровую ногу опирайся?

– Испугался. Думал тут глубоко.

– Да уж, конь яйца не замочит. А ты – глубоко. Будем кострить и сушиться.

Сидели молча у костра, хлебали горячее варево из копченой рыбы с грибами. Цукан никогда не предполагал, что еда без соли становится со временем настолько противной, что организм горючими слезами заливается, а сделать ничего нельзя. Он поднялся на одну из возвышенностей. Петлистый ручей убегал на юго-восток и там вдалеке не проглядывало ничего, что могло хоть как-то напоминать о присутствии человека.