Вода шла на убыль. Плот постоянно застревал в камнях и Цукан, словно бурлак, тащил его по отмелям на веревке. Поваленные деревья перегораживали ручей, и ему снова и снова приходилось тащить плот и рюкзаки берегом. Витька прыгал на протезе, опираясь на посошок, пытался не отставать, но быстро выдыхался, смотрел, молча с испугом в удаляющуюся спину Цукана, который в свои пятьдесят шесть пер сквозь заросли кустарника с грузом на спине, как молодой лось. Остановился передохнуть и тут же вокруг головы облаком крупные мухи – слепни. Вскоре лицо распухло от многочисленных укусов, протез натер ногу до крови.
На перекате камни продрали днище, плот мгновенно затонул вместе с рюкзаками.. Идти с грузом стало вдвойне тяжелей. Дорогу перегородила небольшая речушка. Здесь у слияния двух мелких рек или, точнее, ручьев, на длинном продолговатом уступе, стояло ветхое зимовье. По всем признакам его не посещали давно, мелкие грызуны поточили в прах припасы, которые обычно оставляют охотники. Цукан без устали шарил в полутьме возле печки, на полу, смахивая застарелую паутину. Меховая подстилка на лежаке рассыпалась в пыль, выбросил ее через дверь, которая кособочилась на ременных петлях. Нашел два стеариновых огарка. Очаг примитивный из камня по-черному, дым уходит через отверстие в потолке. Оглядывая потолок, заметил на сосновой балке тряпичный мешочек, внутри окаменелый голыш.
– Витька, я соль нашел!
Парень, придремавший от усталости прямо на берегу, вскинул голову, приподнялся и на четвереньках пополз к домику. «Федорыч, дай лизнуть». Ему казалось, что ничего вкуснее не пробовал, чем эта кроха соли, которую отгрыз зубами.
Ранним утром, Цукан настроил, установил удобный легкий вентерь, сделанный из ткани от чехлов и капроновой лески. Растолкал Виктора, дал необходимые наставления.
– Приберись тут в зимовейке. Потом на склоне полазай, брусника там прошлогодняя. Соберешь, сколько сможешь. Если задержусь, вари рыбу сушеную. А с солью не балуй.
Он кинул в рюкзак немного копченой рыбы, сунул за пояс топорик, и двинулся по левому низменному берегу к сопкам, темневшим на горизонте. Ему думалось, что там он найдет людей. Шел ходко, временами останавливался передохнуть. Оглядывал местность, пытаясь отыскать старые следы или просеку. Ничего. Хребет, казавшийся километрах в десяти, обманчиво медленно приближался. Попал в мшистую топкую низменность с чахлыми карликовыми березками и лиственницами. Пришлось возвращаться назад, а это вдвойне тяжело, как и все в этой жизни, когда нет правильного пути.
Пробираться к горному массиву напрямик сквозь заросли кустарника, мелколесье и поваленные деревья, оказалось невозможно. Вернулся к речушке, двинулся вдоль береговой кромки. Река тысячи лет пробивала свое русло в каменистых породах, выбирая менее твердые и податливые грунты, прочертила причудливые длинные петли, устремляясь то на восток, то на запад, а потом снова на юго-восток. Шагал утомительно долго в облаке кровососущих, а горный массив не приближался, стоял вдалеке словно мираж.
Поднялся на покатую вершину. С верхней точки горного водораздела осмотрел окрестности. Ни старых просек, ни следов вездеходов, только девственная тайга, прорезаемая нитками рек и ручьев, простиралась на многие километры. Впервые за много месяцев чувство тоски, страха подступило, вымораживая спасительную браваду. Он теперь осознал, что по этим дебрям без снаряжения, с инвалидом, не пройти. А если дождаться ледостава и двигаться на самодельных санях по реке? Это шанс… Но опять же тогда идти в одного. Витька хороший парень, но городской, да еще без ноги. Чуть приморозит и без палатки, никакой костер не поможет. Остается одно, соорудить плот и дожидаться большой воды.
Солнце клонилось к закату и он заторопился вниз, чтобы определиться с ночевкой. Спускаясь по каменистому склону – не удержался, прокатился на боку, порвал куртку, снятую с бортмеханика, ободрал ладони. «Старею», – укорил сам себя. Заметил сверху небольшой привлекательный хвойник. Сосны стояли в два ряда, словно посаженные по бечевке. В глубине что-то темнело.