Золото Каралона

Его тюркское смуглое лицо с узким разрезом глаз, засияло, словно бы поймало солнечный лучик. Так случалось, когда он вспоминал про Наталью, которую высмотрел случайно в Томмоте и вскоре влюбился так, что при воспоминании начинали пламенеть щеки.

Квартира напоминала гостиничный номер. Но была обжитой. Цукан краем слышал о квартирах на подставных лиц. Разговор тяготил, в горле стояла неприятная сухость. Налил себе полчашки густой темно-коричневой заварки.

– Ладно хоть чаек у вас хороший, видимо цейлонский,– не сдержался, вставил шпильку Цукан.

– Мне поручили выразить вам, Аркадий Федорович благодарность за вклад в развитие района. Ну и за спасение Виктора Осинкина…

Ахметшахов приостановился, потому что не мог даже представить, как можно в тайге, без инструмента и наркоза сделать операцию. Он специально съездил в больницу, где лежал подопечный. Побеседовал с ним. Парень что-то скрывал, но давить на него не хотелось. Хирург объяснил, что Осинкину под наркозом заново вскрыл швы, вытащил леску, которой Цукан сшил кожу.

– Должен признаться, случай уникальный. – Врач приподнял одеяло над забинтованной культей Осинкина, показывая, что всё действительно так. – Я сохраню эту леску, а то коллеги в Якутске не поверят. И обязательно сделаю описание операции со слов автора. Может быть, опубликуют в «Медицинском вестнике».

Ахметшахов пригладил официальный тон, сказал:

– Я хотел, Аркадий Федорович, помочь от себя лично.

– Мне не нужна ваша помощь! – Цукан резко отодвинул в сторону чашку, расплескав чай по блюдцу.

– Напрасно. Я не собираюсь вербовать в агенты. У нас хватает добровольцев. – Ахметшахов позволил себе слегка улыбнуться. – Я получил копию личного дела из архива МВД Магаданской области. Прочитал. Там есть ходатайство капитана Маторина, перечислены заслуги. Я готов помочь с полной реабилитацией.

– Но я же потом по уголовной статье проходил?

– Это сейчас не важно. Уверяю, мы подготовим документы, и вам будет возращена награда, получите удостоверение участника войны с Японией.

Цукан сидит, понуро опустив голову, словно боится, что потекут слезы от нахлынувшей давней обиды.

– Понимаю, обижены, что применили к вам спецсредства, что попали в психушку. Да, мы поступили жестоко. Но это война! Внутренняя война. Если бросить руль, то машина пойдет под откос… Ну, заполняйте же бланк заявления. Тут нет никакого подвоха, клянусь вам.

Неожиданно спросил, вроде бы невпопад:

– Вы нашли банку из-под чая прямо в зимовье?

Цукан вздрогнул. Стараясь не показать удивление, потому что про банку из-под чая знал только Осинкин, ответил:

– Глубоко копаете, Тимур Фаридович. Как в шахте.

– Работа такая.

– Эту банку с золотом в избушке случайно нашел. Всё до последнего грамма сдал, как положено.

Цукан вытер ладонью мокрый лоб.

– Жарковато у вас…

Ахметшахов продолжал смотреть так внимательно, словно ждал каких-то признаний про это золото.

– Полагаю, мы еще встретимся, обмоем документы… Поясните, как сумели переиграть меня лично с самородком Монах. – Смеется Ахметшахов, вроде бы, искренне, как умеют смеяться молодые люди из-за какого-нибудь пустяка.

Цукан лишь кивает в ответ, ему совсем не смешно, он понимает, что Ахметшахов не оставит в покое. Торопливо одевается. Ахметшахов смотрит в седой затылок с залысиной, на сутуловатую спину и думает, видать крепко досталось мужику за последние годы. Ему запомнился Цукан напористый, наглый и очень сильный физически: избил в камере двух подсадных, готовых вести внутрикамерную разработку.

Когда он говорил про добровольных агентов, то невольно лукавил. На каждого оперативного работника приходилось до десятка агентов, как того требовали в республиканском управлении, но мало попадалось толковых.

– Игра стоит свеч, как говорят картежники.

– Это вы о чем? – молодой сотрудник смотрит настороженно.

– Работать нужно лучше. Читать внимательно директивы нашего комитета по агентурной работе. Таких спецов, как Цукан, работающих на золоте, нет в осведомителях. А хотелось бы иметь.

Глава 12. Назаров. Старый рудник

Рудник Наталка.

Цукан с походным рюкзаком и сумкой прямо от остановки автобуса пришел на технический склад. Они не виделись много лет, сразу возникло удивленное:

– Да ты, брат, постарел, полысел.

В памяти жило совсем другое лицо без седины и глубоких носогубных морщин…

– А ты, Колька прижух, ссохся, словно копченый таймень.

Посмеялись, обхлопывая друг друга, и продолжая вглядываться, словно бы не доверяя этому странному зеркалу с помутневшей амальгамой.