Золото Каралона

Иван Цукан сказал матери, что хотел бы поехать к отцу в Магадан. Думал, начнет плакать и отговаривать, а мать на удивление спокойно сказала: езжай. Больше того, пояснила, что на сберкнижке лежат пятьсот сорок рублей, тех, что Аркадий присылал. На дорогу и первое время хватит.

– Да где ж искать станешь? Три года прошло… Колыма огромная. Две республики вместе, а то и больше.

А он этому значения не придал.

Челябинск, Новосибирск, Красноярск… Мелькают названия городов, меняются в купе пассажиры, вместе со своими житейскими историями, анекдотами. А он все ехал и ехал к Байкалу и мимо него, оглядывая огромное озеро с большой высоты, когда поезд поднялся на Забайкальский хребет.

Ивану понравилась девушка чернявая, густобровая, с лицом спелого абрикоса.

– Куда путь держишь, красавица?

– Мы с подругой по распределению из ЛИЖТа попала на БАМ. В Тынду. А ты?

– Я до Хабаровска, потом в Магадан. Меня, кстати, зовут Иваном. Надоело в купе, давай прошвырнемся в вагон-ресторан? Чай, кофе…

– Ага, потанцуем…

Они давно стоят в тамбуре.

– Ты жаркая, как июльская степь после полудня. И красивая.

– Ты такой классный. Поехали в Тынду?

– С тобой… Нет, лучше со мной в Магадан. Мне отца разыскать нужно. Мать очень просила.

– Я бы поехала, но там нет железной дороги… А ты опытный. Целуешь так, что у меня дрожит всё внутри.

Малявин сошел на платформу на маленькой станции Сковородино вслед за Ниной с вещами.

– Ты меня околдовала. Я как самовар. Может на станции имеется ЗАГС?

– Ты, Ваня, хохмач…

Он оглядел пристанционный поселок, деревянные дома барачного типа, напомнившие колымский поселок. Снял кепку, подставляя распаренный лоб под прохладный забористый ветер. Вздохнул глубоко, затем обнял девушку, чмокнул в губы, сказал:

– Вот повидаюсь с отцом и приеду. Я непременно приеду, Нина! – говорит он и лезет в тамбур. Она ответно машет рукой, грустная улыбка освещает лицо цвета спелого абрикоса и разом гаснет под крик: «Нинка быстрее, автобус на Тынду битком…» Ей уже не хочется в Тынду, она поехала бы в Магадан с Иваном, да хоть на Чукотку, а он не позвал, а лишь поманил.

За пять суток в вагоне измаялся, отлежал все бока и мечтал побыстрее улететь из Хабаровска, но билетов не было. Пришлось двое суток толкаться у кассы, чтобы ичхитриться и пристроиться на грузовой АН-24 до Магадана. Несколько часов он наблюдал за бесконечной чередой волн Охотского моря в грохочущем коробе самолета и обливался холодным потом, когда самолет проваливался в очередную воздушную яму. Удивленно оглядывал бесконечную, как волны, неохватную для глаз череду сопок, когда самолет заходил на посадку. Сопок плешивых, зеленых и разных у побережья, а дальше по трассе – исковерканных взрывами, бульдозерами, каменистыми осыпями, где, как ни странно, живут люди в маленьких обреченных на гибель поселках, выцарапывая у мерзлоты остатки золотого песка.

«Магадан» – призрачный понятийный ряд жил с ним постоянно, отступая в далекое далеко, потом словно бы сон, стирался из памяти насовсем, а потом возникал вновь, пугая своей необычностью. Уезжали Малявины из заснеженной Колымы ранней весной и его, –худосочного подростка оглоушило новизной переезда на материк, в некий город Уфа, его колбасило от предстоящего полета на самолете, поэтому сам Магадан не запомнился, зацепило краешком большое здание Универмага, где покупали кожаные ботинки, и аэропорт Сокол в широкой Арманской долине. Ваня много раз слышал от матери – «Магадан! Это необычный северный город». Она говорила с восхищением, потому что приехала молодой романтично настроенной женщиной, готовой жить чуть ли не в чуме с эвенками, работая зоотехником. А тут широкий проспект с каменными домами, магазины, драмтеатр, где она побывала однажды…

Отец с ней не спорил, лишь усмехался, да помянул пару раз Нагаевскую бухту и Колымское шоссе, парк культуры и отдыха с какой-то затаенной злостью. Зато много раз вспоминал пиво «Таежное».

– Такое не делают больше нигде, – уверял он, – потому что главный пивовар великий специалист, его пытались переманить в Москву, предлагали квартиру с видом на Кремль, а он сказал, как отрезал: от добра – добра не ищут. Раз мы приехали мы на завод с бумагой от ОРСа, чтобы получить к майскому празднику три бочки пива. В отделе снабжения от ворот поворот: нету… Триста верст на ЗИЛу от Омчука отмахали. Ну, я и прошелся на них по-казачьи в полный голос. А там мужчинка сидел лобастый с проплешиной во всю голову – усы бы наклеить – вылитый Ленин. Он ажно привстал. Спрашивает: « С каких мест будешь?» Так и познакомились с Алексеем Григорьевичем, как его здесь величали.

Мой земляк оказался. С Дону из станицы Новогригорьевской. А тетка была выдана замуж за Качалинского казака. На том мы и подружились…

Однажды завезли чешское, бочковое. Честно сказать пивко хорошее. Но с магаданским не сравнить, особенно с тем, каким угощал меня на заводе Алексей Григорьевич. Высочайший профессионал!