Иван понял, что маршал сыграл в его судьбе важную роль. Епишев похвалил не его лично, а весь художественно-оформительский отдел, но это не имело никакого значения. Определяя в общежитие на улице Советской, Лев Семенович пояснил:
– Это временно. Если продержишься полгода, то малосемейку тебе гарантирую, сможешь девок водить. Здесь остерегись, могут телегу враз накатать о безнравственном поведении. Уволим. А бабу найдешь с квартирой – милое дело. Завтра к девяти, как штык на планерку к ответсеку.
Так быстро всё обкрутилось, что поневоле удивишься. Полдня назад ходил по улицам города, как Бичара, без жилья и знакомых. И вот комната с двумя металлическими кроватями, заправленными по-солдатски темно-синими байковыми одеялами, одежный шкаф, прикроватная тумбочка. Пощелкал выключателем настольной лампы, от вспышки яркого света обдало какой-то веселой радостью – да, это не сон, а взаправду. «Ничего, вот разыщу отца, тогда поговорим», – решил он. Накинул наволочку на подушку и тут же уснул провально, и не слышал, как пришел сосед, как хлопал дверцами шкафчика, словно умышленно пытался разбудить неожиданно появившегося сожителя.
Через месяц Иван хорошо ориентировался в городе, побывал в порту и поселковых окрестностях. Снимал пленочным ФЭДом, а потом подолгу возился с проявкой и печатью фотографий. Ответственный секретарь презрительно кривил губы, подбирал фотографии из своего большого архива, а когда требовалось подкрепить репортаж свежими лицами, то ставил его, Ивана Малявина снимки, каждый раз заставляя проверять и перепроверять подписи к ним.
Грозовая туча нависла неожиданно, когда перепутал фамилию второго секретаря Ягоднинского райкома партии. Главный редактор рвал и метал, грозился уволить. Неожиданно заступился заместитель Лев Семенович. Сказал на планерке:
– С кем не бывает. Помните, как промышленный отдел присвоил директору рудника женскую фамилию. Все хохотали… Я сам переговорю с секретарем райкома. Поясню ситуацию. А чтоб Иван запомнил, лишим его премиальных.
Заведующий отделом писем, толстопузый неряшливый увалень, неожиданно отозвал в сторону после планерки и пояснил, что эти волки поганые, не сказали, не пояснили, что фамилии на слух не записывают, а просят каждого Петра Петровича, писать собственноручно фамилию в блокнот.
– Уверяю, никто не откажет. Наоборот, зауважают. Тут письмо пришло интересное из Билибино. Ты поговори с главным, может, пустят тебя в командировку. Обгалтаешься. Что-то снимешь, что-то напишешь про славных атомщиков.
– Так я не умею статьи писать.
– Я тебе, Ваня, помогу. Ты только факты цепляй. С людьми общайся. Надо, водкой людей угощай.
Командировку выписали легко с какой-то непонятной радостью, словно сослали от греха подальше.
До Билибино больше трех часов лету на пузатой «Аннушке», с посадкой в Среднеколымске. Самолет пожирал пространство час и другой, а внизу бесконечная череда сопок, горных хребтов, рек и озер, где на сотни километров ни дымка, ни дорог, что Ивану казалось удивительным, вместе с темой, которую он замыслил для себя, чтобы поразить напрочь народ в редакции осмысленным очерком об энергетике Крайнего Севера, анализом, цифрами. Хорошо мечталось. Оглядывая огромные безлюдные пространства, он невольно думал: зачем эти станции, если тут ни дорог, ни людей. Ему рассказали о новых приисках Комсомольский, Северный, Купер с огромными запасами золота, олова и вольфрама. Раньше осваивали под лозунгом «всё для победы!», потом строили коммунизм, обгоняли Америку… А теперь?
Билибино удивляло любого, кто бывал в северных городках, а тем паче поселках. Тот же Среднеколымск приезжему казался захудалым: прокопченные дома барачного типа, серый снег на километры вокруг поселка от угольных котельных, сборно-щитовой дом аэропорта с беспризорными собаками у входа. А тут сразу разноцветные многоэтажные дома жилого комплекса «Арктика», здание современного бассейна, кинотеатр, чистые улицы и асфальтированная дорога к корпусам атомной станции
В дирекции отнеслись уважительно к удостоверению журналиста. Пусть и привыкли к наездам газетчиков и московских чиновников, которым кроме Билибино и оленеводов показать на Чукотке ничего нельзя. Выделили Ивану сопровождающего в лице секретаря комсомола, начинавшего здесь с первого колышка, чем он очень гордился, и очень хотел, чтобы Иван помянул в статье о нем, а Иван думал о том, что снимать без широкоугольного объектива на станции трудно, хорошо бы иметь японскую Сейко. Цеха огромные, высокие, все люди в белой униформе. В такую же обрядили Ивана. Он старался влезть в сложный процесс выработки электроэнергии. Дотошничал. Инженера пичкали цифирью, и он тщательно под диктовку записывал объемы бетона, грунта, выработку электроэнергии, уровни защиты, высоту станции, длину бассейна… Ни на шаг не приближаясь к самому главному, а для чего это всё здесь на вечной мерзлоте?
В обед ему удалось оторваться от сопровождающего. Подсел к молодой паре. Разговорился. Выудил у них историю, как они обживались здесь два года назад…