Золото Каралона

– Виноват, товарищ полковник. Мы очень надеялись на штатного агента… Опытный сотрудник.

– Удалось выяснить причину провала?

– К сожалению, поиск результатов не дал. Я это дело дожму. Разработку по ЗИФ продолжаем.

Он не кривит душой. И не старается выслужиться, гибель тайного агента Мурсакова для Ахметшахова, как заноза. Такой нелепый провал, словно подстроенный. Он перебирает в уме заново лица, фамилии сотрудников: неужели кто-то из наших крысятничает!.. Но как? Прослушка?

Вопросы, вопросы, и все без ответа.

Глава 21. Гибель агента Мурсакова

Главный инженер Дмитриенко идет по длинному коридору административного здания. На выходе у машины обхлопывает себя по карман, роется в сумке. Чертыхается. Идет обратно.

Дверь в кабинет не заперта. Осторожно приоткрывает. Новый начальник пробирной лаборатории Мурсаков распушил папку с приходными документами, торопливо листает записную книжку. Делает пометки.

Дмитриенко вбегает. Заваливает пробирщика ударом с правой. Прижимает к полу, начинает душить:

– На кого работаешь, сука?

Его охватывает необузданный гнев.

– На чекистов, – хрипит Мурсаков. Пытается сорвать руки со своего горла. И вдруг затихает. Дмитриенко усаживается рядом на пол. В молодости крутил и легко кидал двухпудовую гирю от плеча до двадцати раз. Трогает артерию на шее. «Вот гадство! Сломал шейные позвонки…» Возникает страх такой, что в животе начинает бурчать. Зажимая рукой ягодицы, Дмитриенко бежит в туалет.

Осматривается во дворе. Выжидает несколько минут. Тишина. Подгоняет машину к административному корпусу. Откидывает заднюю дверцу, брезент. Через окно выбрасывает тело Мурсакова. Грузит в багажник. Номера закидывает грязью.

Вахтера нет на месте. «Повезло, опять бухает этот мудила», – возникает вскользь, пока он сам открывает и закрывает ворота.

Идет мелкий дождь, на дороге ни машин, ни людей. Он едет по трассе в сторону поселка Кулу. У моста через реку в придорожной канаве Дмитриенко раздевает агента, рубит топором тело на крупные куски.

Дождь прекратился, в просветах меж туч проглядывает щербатая луна. Он стоит, вглядываясь в окрестности. Никого. Прислушивается. Только размеренный грохот реки, уносящей свои мутные воды к Северному Ледовитому океану. Укладывает части тела в джутовые мешки. Голова Мурсакова откатилась в сторону. Хватает за волосы, приподнимает и вдруг челюсть отвисает, вываливается язык, словно дразнит его.

– Чертовшина!

С парапета бросает мешки вместе с топором и верхней одеждой в белёсую, подсвеченную луной, стремнину реки. Следом отправляет свой дождевик, сапоги и перчатки. Страх вместе с дрожью, колотившей непрестанно, отпустил. Со стороны Сусумана на перевале далекий свет фар, будто звезды перемещаются по небу.

Возвращается в поселок Дмитриенко поздней ночью. Дома он быстро переодевается, взлохматив волосы, в майке и трениках выходит на лестничную площадку, стучится к соседям.

– Черт побери! Вы достали своей громкой музыкой.

Из-да двери ругань, привычное: да пошел ты…

Утром находит водителя-экспедитора Охромеева.

– Езжай, Васька в Кулу. В столовой дождешься нашего Рыбака. Скажешь, что Горбушу не привезут.

Снова наполз удушающий страх. Его мучает неотступно один и тот же вопрос: что успел пронюхать агент-пробирщик. Начальник охраны сунулся было с вопросом о выходном дне и нарвался на такую отборную матерщину, что аж опешил. Хлопнул дверью в сердцах.

Вечером, когда торопливо опорожнил бутылку водки, стало полегче. А ночью опять и опять:«Разработка у «гэбни» серьезная. А не подловил бы стукача у себя в кабинете, хлебать тюремную баланду. Да не один год!» От таких мыслей проползает по животу холод и снова хочется в туалет.

Утром Дмитриенко вновь успокаивает себя: «Ничего не успели нарыть, иначе бы начали давить по–серьезному». Отгоняет страх, пытается вникнуть в новый процесс отдувки шлиха. Идет в дробилку, где опять неполадки и что-то не доделали слесаря, Он с удовольствием набрасывается с руганью на механика, хватат за спецовку так. Что у него трещат пуговицы и он верещит:

– Очумел, что ли… полегче, полегче.

Казалось, выстроил четкую схему, подобрал людей, нашел перекупщика в Нижнеколымске, успешно сбыл девяносто килограммов за два раза, получил большие деньги и вдруг все лопнуло. Очередную заброска золота в Нижнеколымск не состоялась. Он тщательно подготовился к допросам.

Допросы начались через сутки, но не по золоту, а по начальнику пробирной лаборатории, какие-то формальные: когда и где видели в последний раз Мурсакова?

–Где были ночью 21 августа?

– Ночевал у себя дома.

– Кто может подтвердить?

– Соседи. У них музыка грохотала, я выходил их урезонивал ночью…

Искали серьезно. Привезли солдат с овчарками, прочесывали местность, опрашивали весь поселок. Рыскали на катерах вдоль реки.

Дмитриенко самую малость надавил на директора, чтобы заново принять на фабрику опытную пробирщицу Смокову, которую он называл за глаза «кобылой», изредка баловал по ночам. Диагноз на палочку Коха у нее не подтвердился, что лишний раз убедило: разработка у «гэбни» поставлена профессионально.