Золото Каралона

– Ништяк, это же «Тойота»! – сказал с веселым восхищением странный водила, ни капли не озабоченный из-за того, что попали в аварию. Судя по наколкам на левой руке, он пробыл три срока на зоне. – Поеду назад потихоньку. Вы, мужики, кореша моего довезите до Ягодного… Давай краба, Шуля. Привет от меня мальцам передай.

Иван несколько секунд всматривается в крепыша в кожаном меховом реглане. Когда он подходит к грузовику, то говорит весело, словно расстались вчера:

– Привет, Сашка!

Шуляков смотрит с угрюмой настороженностью, не может угадать, кто стоит перед ним. Малявин сдергивает с головы меховую шапку, приглаживает волосы, подставляясь лицом под пристальный взгляд.

– Ванька! Гадом буду, Кандыба. Как же я сразу…

Он трясет в объятиях и вбивает, как гвоздь, давнюю поселковую кличку – Кандыба.

«А помнишь?» – это они повторяют раз двадцать в кабине КамАЗа. Они слегка подустали от восторга и наплыва воспоминаний из той давней жизни на руднике Колово. Шуляков работает тренером в ДЮСШ и теперь едет в Ягодное, где приличная секция по боксу, откуда вылупился призер чемпионата Европы, и надо бы посмотреть на подростков и, может быть, отобрать одного-двух для спортивного интерната в Магадане.

– Так, значит, ты стал боксером, как мечтал?

– Мечтать-то мечтал… Даже выигрывал приз Валерия Попенченко в полусреднем. В сборную России попал, а потом рука. Но мастера спорта получил.

– А в иномарке кто был?

– Это Кнехт. Смотрящий на Колыме.

Малявин удивления не скрывает, ждет пояснений. Шуляков хохочет чуть наигранно, говорит с шокирующей прямотой: «Помогают. Иначе не выжить спортсменам».

– Значит, ты под бандитами ходишь?..

– Пришлось. У них реальная власть. Коммунисты всё проболтали, просрали, вместе со своим плешивым генсеком. А новые не лучше. Ты в курсе, что в Магадан приезжал американский выкормыш Егорка и сказал: «Крайний Север не нужен стране. Слишком дорогое удовольствие». Уголь не завезли. Солярки в обрез. Поселки сидят на голодном пайке.

Малявин это знает, много раз писал о бедственном положении на приисках, рудниках и все же верит, как верят тысячи колымчан, что это временно, что все наладится. Спорят жестко, каждый стоит на своем.

– Мож, коммуняка ты, Ванька?

– Нет, Сашок! По анкете не прохожу, папашка бывший зэк, в отличие от твоего.

– Я тебе так скажу. Вор дал слово, он отвечает железно. А эти педерасты-либералы ни за что не отвечают. Как и коммунисты: вчера секретари, сегодня коммерсы.

Водителю надоело слушать спор, готовый перерасти в драку.

– Надо бы пообедать. На Нелькобе пирожки пекут такие, что пальцы оближешь. И харчо Нюрка варит отменное.

У него кадык ходуном ходит при воспоминании о столовой.

Нелькоба был крупный поселок по колымским меркам на Тенькинской трассе. Обжатый со всех сторон сопками, он широко раскинулся вдоль реки. Шуляков оглядывает поселок, показывает на здание школы-интерната:

– Здесь Кахир доучивался, когда у него мать умерла. Я его случайно в Усть-Омчуге встретил, приезжал на первенство Теньки по боксу. Он тогда работал на прииске Игумен.

– Может, так и работает?

– Нет. Со всеми рассорился и укатил на родину в Ингушетию.

В магазине Шуляков просит водки. Продавщица негодует.

– Что, не видишь, нет на витрине! Только спирт «Рояль», да коньяк «Наполеон», будь он неладен.

– Красавица, я приятеля двадцать лет не видел. Встретились… Мне без сдачи.

Он выкладывает на прилавок крупные купюры.

– Ладно, выдерну из директорской заначки.

У свертка на рудник Колово попросили остановиться водителя. Василий налаживает примусок, чтобы заварить чай, а они стоят спиной к трассе и смотрят вдоль ручья Игуменский в сторону поселка, где прошло их беззаботное детство. Распечатали бутылку водки, выпили с осторожностью…

– Помнишь симпатюлю Таньку Долгову?

– Конечно, помню.

– Она за двадцать копеек давала потрогать, что там у нее под трусами… А ты целовался с ней и боялся пощупать. Потом я с ней переспал. Танька года два ошивалась по кабакам в Магадане, а после пропала совсем. Говорили, подсела на герыч.

– Я хорошо помню наши тренировки. Завидовал твоим боксерским перчаткам. Мечтал о чемпионстве. А чемпионом стал ты.

В Ягодном поздним вечером они долго сидят в полутемном спортивном зале ДЮСШ с рингом, подвешенными грушами, мячами. В дальнем углу три подростка прыгают со скакалками, отрабатывают бой с тенью, отжимаются от пола…

– Дима, заканчивайте! – командует Шуляков. – Уводи пацанов… Первогодки. Я так же начинал в Магадане при техникуме.

– Но ты же стал чемпионом?

Шуляков присаживается на длинную деревянную скамейку. Молчит, словно бы не знает, с чего начать.

– Мне тогда присвоили второй юношеский, чем я немножко гордился. Гордился до той поры, пока не вышел на ринг…

То ли из-за выпитой накануне водки, то ли это долго копилось, Шуляков начинает торопливо рассказывать Малявину с предельной откровенностью, как не рассказывал никому, о своих поражениях, победах, неудачах, прижавшись затылком к холодной стене.

Глава 23. Бокс