Вильгельмина даже не успела испугаться. Да и почему бы маленькому скрытому народцу не прийти им на помощь — она ведь прочла заклинание? Йорейд всегда была добрым другом светлым альвам и говорила, что те иногда помогают людям. Маленькая женщина в короткой меховой шубке бежала впереди, махала рукой и повторяла:
— Сюда! Сюда!
Вильгельмина видела, как мелькают четыре светлые косы, раскиданные по плечам женщины, как блестят ее раскосые глаза.
«Не так уж он мал, этот малый народец, — удивилась про себя Вильгельмина. — Эта альва ростом с меня — ну, может, чуть меньше».
На уступах скалы лежал снег. Витые колонны оледеневшего водопада сверкали и переливались в лунном свете, точно сказочный чертог.
— Сюда! — Женщина подтолкнула Торлейва к проему в скале. Щель была узкая, и они протиснулись в нее друг за другом. Внезапная кромешная тьма напугала Вильгельмину.
— Торве! — жалобно позвала она.
— Я здесь.
Он крепко обнял ее, и она прижалась носом к его пропахшей дымом куртке, сцепила замерзшие руки за его спиной. Здесь Торлейв, его руки, стук его сердца — значит, все хорошо. Она вспомнила, как он только что упал, сбитый с ног стрелой, и обняла его еще крепче.
Дыхание альвы было едва слышно в темноте.
Меж тем снаружи послышались голоса и скрежет лыж о ледяную корку.
— Где они? — пробурчал Дидрик Боров.
— Ищи следы.
— Следов полно, но они старые. Бегали какие-то дети.
— Маленькие финские поганцы, — пробурчал Стюрмир. — А свежие следы есть?
— Не видать. Все обледенело.
— Все равно им не уйти, — рассмеялся Стюрмир. — Рано или поздно они придут ко мне сами, вот что забавно, Альгот. Это, пожалуй, самое потешное в нашей охоте: я их ловлю, а они сами идут ко мне! Точно рыбешки на живца! И не надо даже Финнова пения, от которого выть хочется.
Шаги и разговоры снаружи стали удаляться, они звучали все тише. Наконец альва произнесла певучим голосом:
— Можно выходить.
Лес трепетал под ветром, месяц взбирался все выше, становилось светлее.
Вильгельмина с интересом разглядывала женщину из маленького народца. В лунном свете трудно было сказать, сколько ей лет, но, кажется, она была довольно молода. Ее лицо было округло и миловидно. Длинные косы, ниспадавшие на ее плечи из-под платка, были перевиты кожаными лентами, на концах которых позвякивали маленькие амулеты из кости. Парка из оленьей шкуры была украшена и вышита цветными нитями — крупным узором из крестов, треугольников и непонятных фигур.
— Очень плохой человек Стумир! — сказала она, махнув рукою в ту сторону, куда ушел Стюрмир. — Пойдем, пойдем! Быстро! — И она добавила еще несколько слов на своем языке.
— Что она говорит? — спросил Торлейв.
— Просит надеть лыжи. Говорит, быстрее пойдем, — объяснила Вильгельмина.
— Ты ее понимаешь?
— Кажется, да… Немного похоже на тот язык, которому бабушка учила меня в детстве.
Маленькая женщина быстро бежала впереди. Вильгельмина с удивлением увидела, что лыжи ее разной длины: правая короче левой.
— Зачем это? — спросила она Торлейва.
— Чтобы удобнее было отталкиваться, — отвечал он. — Некоторые охотники тоже этим пользуются.
Они спустились в небольшую ложбинку и оказались на укромной поляне. Вильгельмина не сразу заметила приземистый дом — так хорошо был он спрятан меж скал, укрыт снегом и молодыми березками, что росли на его крыше. Вильгельмина приняла бы его за кучу хвороста или медвежью берлогу, не будь рядом плетеной изгороди, поленницы и шестов для растяжки шкур. Из отдушины поднимался легкий дымок, ветер нес его в сторону.
Громко залаяли собаки и выбежали из-за дома навстречу им, виляя хвостами. Финка протягивала к собакам руки и что-то говорила им, смеясь и трепля их косматые холки.
— Она говорит им, что мы хорошие люди и нас можно не бояться, — перевела Вильгельмина.
Торлейв усмехнулся.
— Откуда она знает?
Финка обернула к нему свое круглое лицо:
— Айли понимает хороший человек, — объяснила она и добавила, приложив к груди руку в маленькой меховой рукавице: — Я Айли.
Торлейв поклонился ей:
— Торлейв, сын Хольгера. Мы из Эйстридалира.
— А я Вильгельмина.
— Это — собаки, — финка широко улыбнулась.
Псы сели рядком и, вывесив языки, смотрели на хозяйку: один был рыжий, другой белый, третий с черными пятнами, четвертый в рыжий крап, а пятый — совсем черный от лап до хвоста.
— Вот этот похож на Буски, только Буски больше и лохматее! — И Вильгельмина объяснила финке на ее языке: — Буски — это моя собака. Он остался дома, в нашем хераде, в Эйстридалире.
— У тебя дома тоже ездят на собаках? — спросила Айли. — Мне говорили, у вас на юге ездят только на лошадях.
— Да, в основном на лошадях, — согласилась Вильгельмина и добавила по-норвежски: — Я никогда не езжу на Буски. Хотя иногда он возит меня на лыжах, а я держусь за шлейку.
— Я раньше жила не здесь, — рассказала Айли. — Далеко, на севере, там был дом. Было голодно, и наши люди все пришли сюда. Я была маленькая тогда.