Золото Хравна

— А что ты хочешь? У меня три дочки. Младшие всё еще требуют сказку на ночь, да и старшая не прочь послушать. Ланглив не умеет рассказывать, говорит, нет у нее воображения. К тому же я и вправду видел хюльдру, не всякий может этим похвастаться. И кстати, вон он, Тролличий кряж, на котором гнездятся ястребы.

Впереди нависала над лесом скала, полускрытая пеленою падающего снега. Чем ближе подходили они, тем гуще становились заросли. От самого подножия скалы разверзалась вниз глубокая расщелина. На дне ее, бурля, бежала узкая быстрая река. От воды поднимался легкий пар.

Скала расширялась кверху, стены ее были отвесны. На самом краю верхнего плато лежал огромный валун, иссеченный дождями и ветрами. Если всмотреться, на нем можно было различить грубо обозначенные черты лица: толстый нос, скошенный рот, тяжелую бровь, нависшую над каменной щекой; это и есть тролль, поняла Вильгельмина. На макушке тролля росли молодые березки, точно редкая поросль волос окружала каменную плешь великана.

У Вильгельмины все поплыло в глазах. Скала была изборождена множеством морщин и шрамов, выбеленных снегом и метелью. Вильгельмина словно во сне приблизилась к ней и положила маленькую руку на ее ледяной бок. И почувствовала, как видение сошлось с явью — одна картинка наложилась на другую и совпала с ней по всем контурам.

— Вот она, вот она, Торве! — вскрикнула она, чувствуя под ладонью обжигающее прикосновение холодного камня.

— Скала, которую ты видела? — спросил Торлейв.

Вильгельмина кивнула.

— Значит, все верно! — прошептала она.

— Хотите, расскажу, откуда здесь взялся этот тролль? — спросил Гамли, когда они отошли от кряжа.

— Рассказывай, — отозвался Торлейв. — Ты хороший попутчик, Гамли. С тобой не соскучишься.

— В незапамятные времена, — начал Гамли, — этого тролля обвел вокруг пальца Снорри, сын Снорри, парнишка из нашей округи. Мать у Снорри была бедная вдова, и перебивались они с воды на ячменную кашу. Как-то, в ночь молодого месяца, он возвращался с торгов, что всегда устраивают у нас на праздник или во время тинга. На торгах пытался он сбыть холстину, что соткала его мать, да шкурки тех белок, что удалось ему настрелять в лесу. Шагал он через лес напрямик и в свете месяца увидал, что внутрь скалы ведет большая пещера. Снорри вошел в нее и двинулся вглубь. Он ожидал, что будет совсем темно, но неведомо откуда лился слабый желтоватый свет, отблески его играли на стенах пещеры, и Снорри шел и шел себе вперед, ни о чем не думая…

— Странно, — пожал плечами Торлейв. — Я бы на его месте задумался, прежде чем так вот просто взять и ни с того ни с сего по дороге с ярмарки вломиться в пещеру, из которой льется какой-то свет.

Вильгельмина рассмеялась.

Черные глаза Гамли весело сверкнули.

— А Снорри вот не задумался! Я не скажу вам почему. Может, он и впрямь был не так уж умен — ты, кажется, на это намекаешь? — а может, очень храбр…

— А может, то и другое вместе, — подсказал Торлейв.

— Так или иначе, Снорри шагал вперед тесными коридорами. Свет разгорался все ярче. Вдруг Снорри оказался в огромном подземном зале. Тут он понял, откуда шел свет: на полу огромной грудой лежали сокровища — золотые монеты, слитки, вазы, подносы, браслеты, ожерелья, запястья, кольца, королевские короны; драгоценные камни — рубины, топазы, изумруды, адаманты — россыпи всяких камней. Сокровища сияли так ярко, что зал был залит их светом.

— Я, конечно, не так много в жизни видел изумрудов и топазов, — сказал Торлейв, — но первый раз слышу, чтобы они могли светиться в темноте.

— Ты не умеешь слушать сказки! — покачал головою Гамли. — Камни были не простые, а волшебные.

— А-а, — протянул Торлейв. — Тогда другое дело.

— Сокровищ было столько, — продолжал Гамли, — что Снорри их все вовек бы не унес. Поэтому он быстро достал холстину, ту, что ему не удалось продать, и стал на нее складывать — всё больше монеты, короны-то и серьги ему были ни к чему. В этом месте обычно Кристи, моя младшая, говорит, что она вот непременно взяла бы себе пару браслетов и ожерелий; Кёрсти, средняя, выбирает диадемы и кольца; а Анете, старшая, молчит, но я-то знаю, что она мысленно видит себя в прекраснейшей королевской короне, какую только можно вообразить. И она права, потому что она и есть самая настоящая принцесса.

Ну вот, Снорри связал всё, что мог унести, в большой узел, перекинул за спину и совсем уж собрался идти, как вдруг раздался страшный грохот. И прямо на пути Снорри как из-под земли вырос огромный тролль.

Гамли высоко воздел руку с лыжной палкой, чтобы показать, насколько огромен был тролль. Вильгельмина вновь засмеялась.