Однако не прошло и трех дней, как Парижа достигла тревожная весть об отходе Русской армии из Северной Таврии. Министр иностранных дел узнал об этом из сообщения французского новостного агентства. «Необходимо немедленно телеграфировать мне в какой мере верна телеграмма Гаваса о нашем отступлении за Перекоп. Я должен знать действительную обстановку», — запрашивал Струве Севастополь 2 ноября 1920 года. Несмотря на то что точность информации агентства «Гавас» подтвердилась, Струве на следующий день отправил Кривошеину две телеграммы. В одной он в следующих выражениях просил подтвердить «немедленно» сделку с Денисовым: «Правительство Юга России подтверждает заключенный Вами с Денисовым третьего ноября сего года договор поставки десяти миллионов пудов зерна на всех без изъятия условиях». В другой, конфиденциальной, Струве разъяснял: «Немедленное подтверждение сделки с Денисовым необходимо. В противном случае получение аванса в двадцать миллионов франков станет невозможным вследствие изменившейся военной обстановки».
Суть дела была в том, что сделка заключалась под гарантию поставок зерна из Северной Таврии, которую только что оставили врангелевские войска. Кардинальное изменение ситуации не остановило Кривошеина. 5 ноября он сообщил Струве, что его полномочия на заключение займа подтверждены Врангелем. «Для Вашего сведения сообщаю, что Главнокомандующий, вполне учитывая неблагоприятные политические и экономические последствия отхода, находит, что военное положение армии таким образом значительно укрепляется и дает возможность в ближайшем времени завершения ряда новых операций».
В отличие от Кривошеина Врангель знал, что единственной новой операцией, которую проведут его войска, будет эвакуация. И шел на сознательный обман, не видя особого греха в том, чтобы «облегчить» окопавшихся в Париже буржуев на несколько миллионов франков.
Телеграмма, подтверждающая поставки 10 млн пудов зерна, так и не была отправлена, тем не менее Струве успел получить от Денисова 5 млн фр. А через день пришла телеграмма, в которой говорилось, что Главнокомандующий решил «оставить Сиваш-Перекопскую линию и отвести войска к портам Крыма для посадки на суда».
Маклаков, посетивший Крым в сентябре 1920 года, писал: «…Здесь, если смотреть хладнокровно, мы находимся накануне катастрофы. Можно ясно представить тот день и час, когда никаких денег в распоряжении Врангеля не останется и мы взлетим на воздух».
Однако финансовой катастрофы не произошло — потому что раньше случилась военная.
Глава 5. СОВЕТ ПОСЛОВ, ВРАНГЕЛЬ И ЗЕМГОР
«ЧТО ДЕЛАТЬ ПОСЛЕ КРЫМСКОЙ КАТАСТРОФЫ?»
Крымская катастрофа стала совершенно неожиданной для большинства российских дипломатов, которых военные заверяли в неприступности перекопских укреплений. Красная армия начала штурм 8 ноября 1920 года, а уже 12 ноября глава врангелевского правительства А. В. Кривошеин телеграфировал из Константинополя находившемуся в Париже П. Б. Струве:
…От имени главнокомандующего поручаю вам передать французскому правительству, что он просит Францию принять на себя спасение жизни нескольких десятков тысяч людей, борющихся за общее дело против тирании и беззакония и ныне лишенных родины и крова. Он надеется, что в пределах Франции окажется возможным дать не только приют для беженцев, но и пристанище для армии… Кроме того генерал Врангель надеется, что Франция окажет нам свое энергичное содействие к размещению остальных беженцев в других странах… Предложите Бахметеву и Миллеру в Токио срочно перевести возможно большую сумму на содержание беженцев. Перевод должен быть сделан в условиях, обеспечивающих действительное получение денег.
Телеграмма Кривошеина потрясла «русский Париж», и даже верный Струве поначалу не понял, что «Белый Крым» — кончился, а с ним закончилось и Белое движение. Он немедленно телеграфировал Главкому: «Внезапность принятого решения об эвакуации Крыма здесь поражает. В этом усматривают не столько невозможность, сколько нежелание сопротивляться, и это подрывает почву у всякой поддержки и даже сочувствия. Рассчитывать на эвакуацию в предположенном размере невозможно». Струве еще не подозревал, что речь идет на самом деле об эвакуации не нескольких десятков тысяч, как сообщал Кривошеин, а почти полутораста тысяч человек. «Самым реальным исходом представляется здесь продолжение борьбы при известной поддержке французского флота и при эвакуации некоторых наиболее слабых и угрожаемых элементов».
Ответил ему не Врангель, который находился в море где-то между Севастополем и Константинополем, а Кривошеин:
Катастрофа произошла. Советы запоздали. Военная борьба в Крыму признана безнадежной. Нужна срочная помощь раненым и неповинным беженцам вне всяких задач будущей политики. Объявите эту гуманную мысль открыто, просите не теряя времени поддержки Держав и помощи Красных Крестов всех стран для спасения от неминуемой гибели многих тысяч людей. В этом сейчас наша первая общая обязанность.