Впрочем, дипломаты начали действовать в этом направлении еще до получения этой телеграммы.
Маклаков информировал Константинополь (ставший на некоторое время резиденцией части врангелевского правительства), что французское правительство дало «своим военным и морским властям инструкции оказать все возможное содействие эвакуации гражданских и военных элементов, наиболее угрожаемых». Русские дипломаты обратились также к британскому, американскому и итальянскому правительствам.
Из Крыма были эвакуированы 145 693 человека, не считая судовых команд. Это было самое крупное пополнение «России за рубежом». Эвакуация была подготовлена блестяще, она разительно отличалась от случившегося в марте 1920 года: Врангель учел уроки Новороссийска. Он верно оценил военное положение: сопротивление при подавляющем превосходстве противника было бесполезным и завершилось бы скорее всего массовой резней. Последовавшее истребление оставшихся в Крыму офицеров явилось тому лучшим доказательством. Но, прекрасно подготовленная технически, эвакуация была слабо обеспечена финансово и совсем никак — дипломатически.
Французские транспорты и буксиры приняли непосредственное участие в эвакуации армии и гражданских беженцев, французские боевые корабли ее прикрывали. В то же время было изначально оговорено, что «боевая эскадра и коммерческий флот» являются тем активом крымского правительства, который может быть употреблен на покрытие расходов по эвакуации, содержанию и последующему устройству беженцев. Еще одним важнейшим условием, принятым Врангелем, было то, что, если Русская армия не будет доставлена на советско-польский фронт, где продолжит борьбу с большевиками, войска «прекратят играть роль воинской силы».
Правда, в письме Врангеля адмиралу Дюменилю от 31 октября (13 ноября) 1920 года говорилось, что Главком оставляет за своими войсками «их свободу действий в будущем, согласно тем возможностям, каковые мне будут даны в деле достижения национальных территорий». Эти возможности Врангелю даны не были, чего, впрочем, и следовало ожидать. После заключения 12 октября 1920 года советско-польского перемирия и подписания прелиминарного мирного договора на вполне благоприятных для Польши условиях Франция, не говоря уже о Великобритании, не была заинтересована в возобновлении боевых действий. Мира — вот чего хотела Европа. Мира и возобновления торговли с Россией, даже если она именовалась теперь Советской. О нереальности надежд на доставку армии на советско-польский фронт Струве информировал Главкома сразу по получении известия об эвакуации.
Врангель, однако, надеялся, что Европа прозреет: «Если Европа и на сей раз не останется слепа и, поняв, наконец, мировую опасность большевизма, даст возможность сохранить армию — наш исход может обратиться в победу…»
Суда с беженцами еще не успели дойти до Константинополя, а основные проблемы, связанные с дальнейшей судьбой и армии, и антибольшевистского движения в целом, уже определились.
Первоочередным был вопрос о том, где взять средства на содержание беженцев. И практически одновременно стал обсуждаться другой, традиционный русский вопрос — «что делать?». В конце 1920 года он формулировался следующим образом: «Что делать после Крымской катастрофы?» Так была озаглавлена записка П. Н. Милюкова, прочитанная им 21 декабря 1921 года на собрании парижской группы членов партии кадетов. В ней была предложена «новая тактика» борьбы с большевизмом, но к этому мы еще вернемся.
На покрытие первых расходов французскому правительству были переданы 15 000 тонн угля, отправленных на трех пароходах из США в Крым. Вместо Крыма разгрузиться пришлось в Константинополе, где уголь был сдан французским властям.
Бахметев немедленно перевел в Константинополь 200 тыс. долл. И впоследствии он был главным врангелевским «спонсором», несмотря на то что первым из дипломатов настаивал на прекращении политической деятельности генерала.
«Поражение Врангеля представляется мне трагическим доказательством того непреложного факта, — писал он Маклакову в один из первых дней разворачивающейся катастрофы, — что Россия не может вынести военного движения как такового и что мысль о спасении ее через военную диктатуру должна быть оставлена, как безнадежная, и чем скорее, тем лучше. Сущность руководящей национальной психологии в области тактического мышления сводилась к тому, что „важна лишь кавалерия". Реальный опыт должен убедить, что „кавалерия всего менее важна"».
В литературе встречаются высказывания о том, будто дипломаты отказались подчиняться Врангелю и даже взяли распоряжение казенными средствами в свои руки в связи с тем, что генерал в целях экономии намеревался почти полностью сократить дипломатическое ведомство.