Золото наших предков

– По двести пятьдесят… это будет за десять кило… две с половиной тысячи. Хорошо Пётр Иванович, сделаем так, я попробую через своих знакомых поискать, где их можно продать по более высокой цене, а вы… Вы помозгуйте с кладовщиком, чтобы эти конденсаторы исчезли из документации. Пашков должен суметь это сделать, я не сомневаюсь, – Шебаршин презрительно усмехнулся.

На складе Калина застал Пашкова с рабочими, собирающими в мешки и огромные ящики малоценное сырьё, для перевозки во вторую очередь.

– Сергей, оторвись, дело есть… Пойдём, посмотрим сколько у тебя числится конденсаторов КМ-5 и КМ-6?

– Двенадцать килограммов, триста пятнадцать граммов, – отчеканил Пашков.

– Ты что на память помнишь? – не поверил такой точности Калина.

– Это же самое ценное, что осталось на складе, как не помнить, – спокойно ответил Пашков.

– Ладно, объяви ребятам перекур, пойдём ко мне.

В кабинете Калина озвучил распоряжение Шебаршина, на что Пашков ответил, что «под-чистить» документацию не так-то просто.

– Ведь надо, чтобы и в бухгалтерии вторые экземпляры накладных изъяли, в журнале учёта соответствующие подчистки сделали. Иначе первая же ревизия с пробирной палаты найдёт несоответствие. И это ещё не всё. Накладные-то все под номерами, значит на номера изъятых накладных надо другие, липовые выписывать и по всем журналам проводить и у меня, и в бухгалтерии. Бумажной мороки очень много, – недовольным тоном объяснял ситуацию Пашков.

– Но ты-то можешь всё это оформить?

– Я-то могу, а вот бухгалтерша наша, боюсь, запутается.

– Так что ж теперь?… – несколько растерялся Калина.

– Теперь мне надо идти к ней в офис, со своими документами и проконтролировать, чтобы она в своих книгах сделала то же, что я в своих. Ведь, насколько я понял, это всё надо сделать быстро?

Весь следующий день, захватив папку со своей документацией, Пашков провёл в офисе, «подчищал» регистрационные журналы. Вечером, когда всё было «подбито» Пашкова вызвал директор. Во взгляде Шебаршина ясно читалась и неприязнь, и что-то ещё… некий синтез чувств родившийся в голове человека с детства развращённого пороком уверенности в своёй избранности, принадлежности к особой касте потомственных начальников, сформировавшейся за семидесяти-летний советский период. Отцы сделали задел, а вот у детей-внуков времени пожить всласть, гос-подами, повелевать «модернизированными рабами» уже не осталось – семьдесят лет для Истории срок мизерный и на два поколения не хватает. То ли дело до них, вон дворяне сколько веков…

Шебаршин уточнил, сколько на складе конденсаторов, поинтересовался состоянием документации, и выдал руководство к действию:

– Значит так, Сергей Алексеевич, завтра с утра я приеду к вам на склад и вы при мне взвесите… Заранее приготовьте специальный мешок для упаковки и перевозки этих конденсаторов. Потом с мешком вы поедете по этому адресу, – Шебаршин подал бумажку с адресом. – Там вас будут ждать. Вы передаёте конденсаторы, они их взвесят. Упаси Бог, если хоть грамм не сойдётся. Я договорился, что они заплатят по 260 долларов за килограмм. Таким образом, вам должны заплатить всего три тысячи двести долларов.

– Позвольте, я сам сосчитаю, – Пашков, прикладывая немало сил, чтобы его лицо оставалось бесстрастным, достал из кармана миникалькулятор, сосчитал. – Три тысячи двести четырнадцать.

– Ладно, они вам четырнадцать долларов искать не станут, они и так цену выше средний дают. Вы хоть три двести привезите…

Задание директор намеренно давал в столь оскорбительной форме, в тоже время легко «читалась» примитивная хитрость. Пашков действительно обиделся, правда мысленно: неужто этот «сынок» считает его настолько глупым хапугой, что увидев у себя в руках три с лишним тысячи баксов он не удержится и хоть сотню, но уведёт? «Сука, по себе судит» – возмущался про себя Пашков.

На следующее утро Пашков ехал на метро, с большой сумкой, в которую был уложен мешок с двенадцатью килограммами ценных конденсаторов. Он вышел в Кунцево, пошёл, сверяясь по адресу, записанному на бумаге. На вывеске у парадного входа в большое солидное здание зна-чилось: «Академия оборонных отраслей». На вахте Пашков сказал к кому идёт, предьявил паспорт. Охранник куда-то позвонил, потом выписал пропуск и показал куда идти. Пашков поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж. В просторном коридоре с паркетным полом, устланным по середине ворсистой ковровой дорожкой, не было ни души. Громоздкие вазоны с цветами, двустворчатые двери с тяжёлыми под бронзу ручками, на больших во всю стену окнах в торцах коридора тяжёлые портьеры. На дверях таблички, фамилии и должности…

«Хорошо жили, много получали, спецпайки имели, и детей сюда же устраивали…» – читая таблички автоматом размышлял Пашков, при виде всего этого великолепия, вспоминая ту нищету и убогость, что он видел в провинции во время своей службы.

Он толкнул дверь с нужной табличкой. Пожилая, но ухоженная, явно никогда тяжело не работавшая и всегда хорошо питавшаяся секретарша, монументально восседала за столом.

– Я к Викентию Михайловичу, от Шебаршина.