В тот ноябрьский день впервые пошёл снег, завьюжило. Калина с утра бегал из цеха на склад и назад. Фиренков тяжело вникал в складскую деятельность и приходилось ему помогать. Попутно Калина и сам настолько глубоко «врубился» в складское дело, что вскоре определил ряд «фортелей» которые проворачивал на складе Пашков. Так, просматривая поступившую на склад готовой продукции уже на новом месте лигатуру, Калина хоть и не сразу, но определил, что кладовщик «разбавил» высокоценную советскую внешне похожей, но имеющей втрое меньшее со-держание золота чешской, от разъёмов типа «Тесла». То же он обнаружил и в мешке с платиновы-ми конденсаторами. И здесь советские были перемешаны с внешне похожими, но куда более «дешёвыми» СЭВовскими.
Возмущению Калины не было предела. Пашков действительно «тащил» безбожно. Тем не менее, Калина промолчал, не сказав о своём «открытии» даже Фиренкову, но про себя твёрдо ре-шил сделать то, о чём подумывал уже давно – тихо без шума избавиться от кладовщика. Но как это сделать, если Шебаршин видит в Пашкове потенциальную жертву для осуществления своей знаменитой угрозы, «пять лет по первой ходке»?… Развязать этот «гордиев узел» помогла сама жизнь.
В тот ненастный день, когда Калина сновал из цеха на склад и параллельно думал, как поступить с Пашковым… тут его позвали к телефону. Звонил Ножкин из офиса.
– Петя, к вам Викторыч сегодня приезжал?
– Нет. А что такое?
– Понимаешь он с утра и здесь, в офисе, не появился, а тут срочные дела, его подпись нужна. Ты случайно не в курсе, где он может быть. Может он тебе говорил чего-нибудь?
– Нет, вчера с ним разговаривал, ничего не сказал…
Калина вспомнил последнюю встречу с директором, тот был чем-то сильно расстроен, бук-вально подавлен. Впрочем, Шебаршин едва ли не постоянно ходил с лицом как будто искажённым не проходящей зубной болью, и Калина не придал его настроению особого значения. Но что он не вышел на работу, и у него дома никто не берёт трубку… Калина сразу почувствовал неладное и тут же по телефону начал инструктировать явно растерявшегося Ножкина:
– Прыгай на машину и прямо к нему на квартиру. Если дверь никто не откроет расспроси соседей. В крайнем случае позвони его отцу, он то наверняка должен что-то знать…
Калина продолжил заниматься своими делами. Перед обедом он поехал на Рождественку, сдать партию золотых транзисторов, чтобы иметь деньги на очередную зарплату, о чём имел предварительную договорённость с Шебаршиным. Когда вернулся, в кабинете его ждала Людмила. На её лице лежала печать обладания важной новостью.
– Петь, Шебаршин в больнице, ифаркт у него, – огорошила она Калину.
Ножкин поехал в больницу, а Людмила узнала подробности от бухгалтерши по телефону. По тому же «сарафанному радио» вскоре передали и причина, так неожиданно свалившая директора. Причиной стала родная дочь Шебаршина…
Директор был крайне скрытен, касательно всего относящегося к его семье. Сотрудники фирмы лишь знали, что у него есть жена и почти взрослая дочь, учащаяся в Германии, и ничего больше. Случилось то, чего Шебаршин, погружённый в свои дела, никак не ждал. Он был вполне уверен, что полностью обеспечил будущее дочери, сумев устроить ей немецкое образование. Сам верящий только в такие ценности как власть… в новой постсоветской жизни, деньги, Шебаршин оказался совсем не готов к известию, что его дочь исключили из лицея. Это известие стало подобно ушату холодной воды на голову, целиком занятую мыслями о том как «наколоть» партнёров, арендодателей, как «посадить» Пашкова. Ко всему, в том же «халявном» лицее учились дети ряда знакомых Шебаршина и похождения его дочери сразу получили довольно широкую огласку в «их» тесном кругу. А случилось вот что. Девушка влюбилась и вступила в интимную связь с одним из молодых людей, учившимся там же, сыном одного из старых знакомых Шебаршина. И всё бы ничего, но парень начал болтать о своей «победе», и о том прознала администрация лицея. В Германии к таким делам вообще-то относятся спокойно и всё не имело бы последствий, если бы девушка не узнав о болтливости парня, то ли инсценировала, то ли действительно пыталась покончить с собой. Она не пострадала, но учебное заведение от неё, естественно, решило избавиться, о чём и уведомили родителей…
На следующий день Ножкин попросил Калину приехать в офис. Они заперлись в директорском кабинете и вполголоса, чтобы не услышали секретарша и бухгалтерша, обсудили создавшееся положение. А картина получилась такой: шеф проваляется в больнице не менее двух недель, а потом будет ещё отлёживаться дома, так называемый реабилитационный период. Ножкин буквально взмолился:
– Петя, бросай пока своё производство, пусть идёт на автопилоте. Положение надо спасать. Тут факсы, договора. Этим Викторыч занимался. Надо срочно слать ответы… иначе они нам штрафы выставят, а я не в курсе. Давай вдвоём разберёмся, что к чему…