Золото Неаполя: Рассказы

— Тысяча евреев и сотня непригодных к строевой службе солдат, которым предстоит их убить. Представьте себе эти нескончаемые часы. Низкое тяжелое небо, а в нем — черные птицы; дождь то хлещет как из ведра, то вдруг прекращается; вопли, команды, выстрелы, кровь. Главное — кровь. Нам казалось, что мы в ней буквально тонем. Потом начались головокружение, тошнота. Единственное, что выглядело тут реальным и несомненным, это человек, который отдавал приказания, — полковник Риттен-Трау, его сияющие голенища, его хлыст, его ледяные глаза. Время от времени от группы подле него отделялся офицер и шел разрядить свой пистолет в обреченных, чтобы подать солдатам пример; ни разу не сделал этого только мой лейтенант; до последнего момента он молча и неподвижно стоял около отца, а тот на него смотрел. Наконец было покончено со всеми евреями, кроме одного. То был старик, раненый, но живой; он стоял на одном колене среди мертвых и, воздев руки, выкрикивал в нашу сторону какие-то проклятия. Наверное, он никогда не перестал бы выкрикивать, если бы полковник Риттен-Трау не указал на него лейтенанту своим хлыстом. «Кто-то должен добить из милости этого беднягу, — сказал он таким тоном, каким говорят: „Прикрой ставню, она хлопает“. — Действуйте, я вам приказываю». Только тут мой лейтенант сдвинулся с места.

Как хорошо я помню его белое лицо и то, как он шел, словно выдирая ноги из земли. Нет, вы послушайте, послушайте! Мой лейтенант подошел к старику еврею, который продолжал кричать, посмотрел из всего этого кровавого месива на полковника Риттен-Трау и потянул из кобуры пистолет. Старый еврей все понял и внезапно замолчал; в установившейся глубокой тишине мой лейтенант произнес несколько слов, он сказал: «Если речь идет о том, чтобы добить из милости, тут действительно нужен я», — и, не спуская глаз с полковника Риттен-Трау, выстрелил себе в висок.

Деревце между двумя бочками во дворе начало вдруг всплескивать руками: вот он задул, берлинский ветер, противоестественный, странный, похожий, по мнению Раффаэле Т., на тот, который свистит в праще. Раффаэле Т. платит по счету, нарочно забывает на столике пачку сигарет, говорит:

— Господин Вебер, а почему вы не разоблачите полковника как военного преступника?

— Послушайте, — отвечает тот, — я теперь человек штатский, и никакие военные чины мне не указ. Но если речь зайдет о том, чтобы добить из милости, полковник знает, в каком кармане или ящике стола лежит у него пистолет.

Телефонный звонок

В полночь зазвонил телефон; голос, который услышал Пьеро, чем-то напоминал сухое щелканье кастаньет, он ослаблялся перед каждой паузой, словно расщепляясь, раскалываясь, как раскалывается дощечка.

— Алло? — услышал Пьеро. — Это адвокат Пьеро Деспи? Собственной персоной? С ним говорит его смерть.

«Ну что ж, — подумал Пьеро Деспи, — это не первый идиот, которому не спится от сознания собственного остроумия». Он поморщился и сказал:

— Боюсь, что это недоразумение. Вам не видно, что в руке я держу револьвер, и, стало быть, неизвестно, что как раз когда вы позвонили, я собирался покончить с собой. Так что поверьте, это какая-то ошибка. Моя смерть — это я сам. И не приставайте ко мне больше.

Пьеро Деспи положил трубку, но буквально в ту же секунду, так что с той стороны просто не могли успеть набрать номер, телефон зазвонил снова, причем без обычных интервалов, а непрерывным, настойчивым звонком, как звонит обычно междугородная. Эта странность озадачила адвоката; впрочем, может быть, дело было просто в том, что аппарат испортился; желая проверить это, он решил возобновить прерванный разговор. Услышав голос того же самого тембра — слова звучали так, как если бы пальцами барабанили по деревянной доске, — он вздрогнул. Разговор оказался далеко не коротким; звонивший начал с того, что сказал:

— Что за глупости вы говорите, адвокат! Ни один человек в мире, а уж в особенности самоубийца не может считать себя собственной своей смертью. Вам, наверное, приходилось слышать о людях, которые, прежде чем броситься в реку, вскрывали себе вены или глотали сильнодействующий яд, и тем не менее их спасали и они живут себе до сих пор и живут. Приведу один лишь пример — случай с Меллери в прошлом году, помните?

— Мне кажется, я понял, почему сейчас был непрерывный гудок. Наверное, вы какая-нибудь идиотка с центральной. Я пожалуюсь дирекции. Спокойной ночи.