Золото небесных королей

В этот момент к ним подъехал Вольга, подталкивая палицей в спину бородатого испуганного мужчину в войлочной серой шапке, войлочной свите и кожаных лаптях с ремешками вокруг штанин на щиколотках. Карие глаза пленного выражали почтение и надежду на снисхождение к его неказистому виду и мирному занятию.

— Ты кто? — спросил его Тихомир по-сербски, и тот на общепонятном южно-славянском наречии стал отвечать, всё время разводя руки, как бы показывая свою непричастность ни к чему здесь.

— Сам я Драгослав, и семья моя вся с друзьями из Оломоуца, — сказал он, — в городе мы гончарными делами занимаемся, и ещё харчевню держим, а сюда нас староста наш ещё ночью, разбудив, прислал собирать ценные вещи, что найдём, потому что узнал от франков, что проезжали через город и останавливались у него выпить вина, что за Хиликовым лесом король Дагоберт убил десять тысяч кутугутов, осмелившихся проситься к нему в подданство и для поселения на землях за Рейном, и которым он, вроде, сначала пообещал земли в Лотарингии, а потом приказал алеманам, франкам и сербам напасть на них неожиданно, и убить всех, вместе с женщинами, детьми и стариками.

Некоторое время все потрясённо молчали. Трудно было сказать от чего больше их охватило оцепенение: от того, что столько человек, гораздо больше, чем им казалось сначала, озирая поле мертвецов, были здесь коварно убиты, или то, что это сделал король, давший целому народу слово о приёме под своё покровительство, а потом обманувший их.

— Во зверь! — воскликнул Тороп, нарушая всеобщее молчание, — видно у франков полно людей, что они никого ни в рабы брать не стали, ни хотя бы как союзное войско против аваров, или ещё кого-нибудь не стали использовать!

— А меня за ведьму, что сожгли зимой за чёрное колдовство, волхвы ругали, говорили, мол, плохо, что не дал её родственникам выкуп заплатить и спасти старуху от костра, — сказал ему на это князь, — тут вон чего творят князья!

— Повезло вам с добычей, — оглядываясь по сторонам сказал сербу Тихомир, — а чего так мало собирателей собралось, где люди-то?

— Везде вокруг города отряды франков стоят, — ответил Драгомир, — они к нашему брату относятся хуже всяких аваров, и если авары сербок в возы запрягают вместо волов из-за необходимости, то германцы это делают для потехи, а ещё пьют вино и не платят, а только ещё насилуют всех, берут пример с короля…

— Да, эти франки просто звери… — начал было говорить Тихомир, но вдруг изменился в лице и добавил уже торжественно, — однако мой брат говорит, что более образованных, преданных делу христианской любви и сострадания, людей нет, и если что они и делают, то только всё во имя Господа нашего Иисуса Христа!

При этих словах проводника серб Драгомир поёжился, но уверенно осенил себя крестным знамением со словами:

— Да будет царство Его на земле как и не небе!

— Будет вам царство его, — негромко проговорил Креп, — зато храм Святой Софии в Константинополе несчастными рабами построен со всех краёв империи за три года, словно чудо сотворено на золото, полученное императором с торговцев как плату за винную торговлю, налоги с бедноты и грабежи от набегов на славян и кавказское побережье.

— И ещё добрая половина рабов от чумы и холеры умерли при строительстве… — задумчиво сказал Рагдай, всё ещё глядя на старуху, — но дело принимает плохой оборот — присутствие рядом короля франков не делает наше ожидание здесь Хетрока безопасным, а очень даже наоборот.

— Нужно возвращаться обратно к Конице, а лучше вообще вернуться к кораблям, к Одеру! — проговорил медленно Оря, — зачем дальше к Мораве идти, да ещё навстречу озверелым франкам?

— Стреблянин на этот раз дело говорит, — сказал Мышец, — нечего нам на рожон лезть, может быть ещё придётся идти дальше на юг, туда, где золото спрятано в пещерах, зачем же нам сейчас на север двигаться, тем более, что тут такая война идёт, а наше дело в ней совсем маленькое — нам бы воинов своих сохранить для решающей битвы за золото.

— Все разумность свою так и норовят показать, куда уж мне слово вставить княжеское, — проворчал Стовов Багрянородец, — я всю ночь не спал, по лесу скакал, уходя от аваров, полтески сражались как барсы, а теперь все говорят, чтобы мы ещё разок через этот лес прошли, чтобы к Конице вернуться, и никто не думает, что это теперь невозможно, клянусь Ярилой!

— Клянусь Ярилой, князь прав! — воскликнул Мышец.

Рагдай ещё раз попытался заговорить со старухой. Но она еле слышно, так что даже Хилопу было не разобрать, что-то шептала на разных чужестранных языках. Старуха говорила всё тише и тише, быстро теряя силы, пока не умолкла совсем, и не уронила седую голову на грудь.

— Умерла кутургутка, — сказал кудесник, распрямляя спину, и делая знак Хилопу, чтобы он перестал колоть женщину острым краем лука, думая придать ей бодрости.

Мёртвая старуха после этого повалилась кулём на траву и стала похожа на тысячи своих несчастных соплеменников.

— Ну? — спросил Стовов, и покосился на севшего неподалёку от него ворона, — чего делать будем, други мои?