— Валентина Ивановна, мы бы не появились у вас, если бы ваше поведение не показалось нам весьма странным. Вы пришли в «Пилигрим» и, прежде чем купить у нас тур, спросили, совпадает ли наш маршрут с маршрутом агентства «Омега-тур», — издалека начала я. — Еще в поезде, по пути в Венгрию, вы кого-то высматривали в чужом вагоне. Кстати, в этом вагоне ехала группа из «Омега-тур». На венгерской территории вы по пятам следовали за этой группой. Это может подтвердить и руководитель группы, и его туристы. Не с вами ли связаны все несчастия, которые сыпались на головы бедных туристов? Впрочем, и нашим туристам от вас досталось. Разве не вы в Мишкольце, в купальне, чуть не утопили Анатолия Трофимова? Потом было несколько инцидентов, к которым, я полагаю, вы тоже приложили руку. И в завершении смерть Редькиной… — я умолкла.
Попкова стояла перед нами, с трудом разместившись в пространстве между обеденным столом и телевизором. Она была растеряна. Отвечать или не отвечать?
— Мама, что ты молчишь? Да расскажи им про этого урода, — неожиданно из смежной комнаты, запахивая на себе халат, вышла Люба.
— И вы тут? — не сдержала своего удивления Алина. В нашем компьютере напротив фамилии Любови стояла другая прописка, логично было предположить, что дочь живет отдельно от матери.
— Да, у нас сейчас с мамой временные трудности. Свою квартиру я сдаю, а здесь живу. Имею право?
— Разумеется, имеете, — успокоила я Любу. — Вы считаете, что вашей маме есть, о чем нам рассказать?
Люба прошлась до кресла, плюхнулась в него, скрестила вытянутые ноги и выжидающе посмотрела на мать. Попкова продолжала смотреть в одну точку.
— Видите, как она переживает? Мама, да очнись же ты. Им надо все рассказать, иначе они на тебя действительно убийство Редькиной повесят.
И тут Валентину Ивановну прорвало. Она сделала два глубоких вздоха и быстро-быстро заговорила:
— Вы как женщины должны меня понять. Я действовала из лучших побуждений. Хватит меня и тех дур, которые купились на его сладкие речи и томные взгляды. Не останови я его сейчас, на одну трагедию стало бы больше. Я должна была его схватить за руку, публично опозорить, чтобы впредь ему неповадно было ездить на бабьем горбу.
— Валентина Ивановна, а можно конкретнее? Вы мстили Муромскому? За то, что он вас бросил?
— Бросил? Он душу мою истоптал! Я ему поверила, а он, негодяй… Да только не одна я такая наивная оказалась. После меня он еще нескольких женщин охмурил, причем с каждой новой пассией он улучшал свое материальное положение. Да вы послушайте только.
Второй раз за это утро мы услышали историю любви Попковой и Муромского: как они встретились, как недолгое время была счастлива Валентина и как подло бросил ее Василий. Рассказ Валентины Ивановны мало отличался от пересказа этой истории Пряхиной. Скорей всего и нам, и Нине Трофимовне она говорила чистую правду. Столько боли и обиды было в ее словах, что я интуитивно переметнулась на ее сторону — подлецы должны нести наказание!