Золото Партии

Ветер крепчал, мне становилось все хуевей. Ржавый фонарь скрипел над закрытыми дверями вокзала. За пределами его света громоздилась жутковатая темнота, в нее противно было соваться. Но когда ветер стал задувать в рукава, я не выдержал и вошел в темноту. Она была скользкой на ощупь и неприятно обволакивала тело. Передернувшись, я аккуратно спустился по скату к противоположной стороне вокзала, где днем останавливались автобусы.

Та сторона также скупо освещалась одним фонарем, висящим на столбе. Вдалеке светился одинокий киоск. Было странно видеть в этом вымершем городке хоть какие-то признаки жизни. Кому нужен этот киоск, тем более ночью, если в городе давно никого нет? Меня непреодолимо потянуло к ларьку, хотя, с другой стороны, какой-то внутренний панический страх умолял остаться и ждать никогда не прийдущую электричку.

Терзаемый двумя непонятными силами, я отошел в кусты поссать. Горячая струя разбивалась о голые ветки и миллионами капель опускалась на землю. Приятное облегчение чувствовал пах. Стряхнув последние упрямые капли, я заправил своего печального брата в штаны и развернулся.

Раздались непонятные пугающие звуки, я благоразумно решил остаться в тени. Звуки приближались, уже можно было различать голоса, но от этого становилось еще страшнее. Наконец, в свете фонаря появилось четыре человека. Они тащили по грунтовой дороге за шкирку пятого, он еще шевелил ногами и руками, пытался поднять голову, но сопротивляться уже не мог.

Боже, как нелепо смотрелись металлисты и скинхед в этом Мухосранске. В этом селе, где нечем заниматься, кроме сельского хозяйства, где дискотека работает только по пятницам и ставят на ней исключительно «Дюну» и «Сектор Газа», где измазанные солярой девки возвращаются по ночам домой, забывая стереть с лица остатки спермы, оказывается, живут ублюдки с претензией на классовое общество.

Но что-то меня поразило в этих ребятах. Я внимательно вглядывался в злордствующие лица, исполненные ненавистью и яростью, я смотрел на длинные патлы и костлявые кулаки. Наконец я заметил то, что привлекало мой взор все это время. Крутка одного металлиста была расстегнута, под распахнутыми полами мелькал балахон с надписью “Cradle of Filth”. Откуда в этом ауле кто-то знает о том, что слушают избранные?

Я с тоскою закрыл глаза и четко услышал песню “She was divinities creature that kissed in cold mirrors…”, и вспомнил, как целовал Илоне животик, стараясь не касаться его трехдневной щетиной, а она поджимала губки и шептала: «Колется». Затем “This is the end of everything…” и моя SMS-ка: «Не звони мне больше никогда! Я не хочу с тобой больше общаться!»…

Я открыл глаза от сдавленного мата и гулких ударов. Металлисты свирепо лупили ногами скинхеда. Они даже не пытались попадать по жизненно важным органам, не вымеряли удары, они просто яростно колошматили его ногами, превращая лицо в кровавое бельмо, ломая ребра и позвоночник, орошая кровью промерзший грунт. В их лицах читалась первобытная дикость варваров, которые сжигали деревни, топтали копытами коней распластанных воинов, разрубали огромными топорами младенцев, отрывали головы старикам, сажали на кол беременных женщин и сжирали своих детей. Они плевали на него, орали и бешено колотили. Но ярость быстро прошла, и, осознав, что они натворили, металлисты начали робко оглядываться.

Я стоял в кустах, тело мое словно окаменело, мускулы на лице превратились в базальт, сердце остановилось. В это время где-то вдалеке раздался гул мотора. Металлисты переглянулись и неуловимыми мстителями растворились во тьме, топая тяжелыми ботинками по льду. Следом за ними растворился и гул.

Мне не было жалко скинхеда, я не оправдывал металлистов, я просто вышел на свет, подошел к трупу и посмотрел на него. Боже, что за городок? Здесь даже молодые ублюдки пытаются жить по законам враждующих кланов, нарушая исторически сложившиеся стереотипы, по которым скинхедам следует мочить остальных. Что за бред?

Я наклонился и вытащил из нагрудного кармана скина мятую, смазанную кровью десятку. Больше не боясь темной улицы, я дошел до ларька и купил бутылку «Балтики», видимо, самого крутого пива для этих мест. Стоя под порывами ветра, я сделал два размеренных глотка и побрел обратно на перрон.

Поднявшись по осыпающемуся скату наверх, я увидел троих. Непонятно, откуда брались люди в этом городе мертвых.

Женщина сидела на скамейке у стены вокзала и придерживала руками пьяного в говно мужика. Голова алкаша постоянно срывалась на колени, внизу в тусклом свете фонаря переливалась рыжая блевотина. Рядом стоял мент.

Я подошел ближе. Женщина съежилась перед величием того, в чьих руках сейчас была ее судьба. Мент меня не видел, он наслаждался своей властью и безнаказанностью. Я вспомнил, как Илона шептала мне в трубку: «Женечка, мне так нравится с тобой общаться…». Потом вспомнил, как видел ее с каким-то уродом, как трогательно держал он ее руку. Мне хотелось подойти и въебать ему прямо в носяру. Я просто ушел.