Бурлящая соком половозрелая школьница, которую папа упорно именует Рахилью, тем временем лениво жуёт огромный кусок дыни, тоже исполненный сладким ядом. Нарезанные ломти полосатой узбекской красавицы разложены на огромном фарфоровом блюде. В раскрытую балконную дверь, спасаясь от жары и влекомая ароматом, влетает целая эскадрилья ос и сразу облепляет сахарные дынные дольки. Пожав плечами, Риммочка, практичная от безделья, как все мечтательные натуры, достаёт с антресоли ветерана приборостроения – старенький отечественный пылесос. Включив дребезжащий мотор, отчего изумлённые осы сразу перестают жужжать, Риммочка проводит раструбом над столом, и полтора десятка крайне рассерженных насекомых попадают в плотные объятья запылённого матерчатого мешочка...
Надежда и опора семейства Ганичкиных, жена Сёмы Броня Исидоровна второй месяц упрямо ищет спасения от ножных мозолей. Знакомые указали Броне адрес некой пани Ядвиги, мастерицы лечить пассами любую немочь, освоенную человечеством – от скарлатины до геморроя. В телефонной беседе пани Ядвига мгновенно соглашается принять новую пациентку, привосокупив, что недавно увидела во сне весть о её приходе: жаркий огненный петушок слетел на голову пани Ядвиги и указал бородкой на шпоры, которые ему до смерти обрыдли...
Заметим, что иногда случаются и более страшные вещи, чем вещие сны.
Пациентка и целительница сговариваются на встречу в половине седьмого.
– При общем стаже ваших мозолей, мадам, семьсот рублей за визит – это практически даром! – кричит напоследок пани Ядвига и бросает трубку.
Семьсот репьёв тебе в глотку, мрачно отвечает про себя Броня Исидоровна.
Пыхтя и переваливаясь, как перекормленная утка, она отправляется с Пересыпи на Привоз – за новостями и продуктами. Ганичкины обожают пышный семейный ужин.
Приветствовать сидящих за трапезой домочадцев можно по-разному.
Вот как это делает старая Циля Цахес, семейный философ школы циников:
– Х-хэ! Просто исключительно высралась – без никаких геморроев! В моей прямой кишке куда больше толку, чем в ваших кривых мозгах... Ага-га, проктолог Рувим! Шли бы вы уже на панель!
Помимо хорошего стула, Циля ценит бурные скандалы с детьми и свежее фруктовое желе.
Жизнь Цили – неиссякаемый фонтан красноречия, которое ближним отнюдь не по нраву.
На что ей абсолютно плевать.
Усадив гостью в высокое кресло, пани Ядвига зажигает в центре стола большую чёрную свечу в диковинном подсвечнике и заявляет без обиняков:
– Все болезни случаются от неудовольствия! Люди сами враги своему здоровью...
– А неудовольствие – это вся наша жизнь! Таки не морочьте мне голову! – желчно подхватывает Броня. – Я вам по пальцам перечислю, когда от жизни получается удовольствие: это если Сёма проест меньше, чем заработал, и от пары супружеских пустяков... Имею вопрос: или вы уже начнёте лечить?!
Ядвига вскидывается над столом со свечой и, отправив костлявыми кистями несколько мощных пассов, взрывается нутряным басом:
– Ом-молон, Ом-мани... Ом-масан, Ом-мурон...
У Брони сильно чешется левый глаз, но она, напуганная поворотом событий, не смеет и шевельнуться. Внезапно её охватывает какая-то вяжущая слабость, подобная любовной истоме... В ногах начинает покалывать, ступни будто пронизывает слабенькими электрическими импульсами. Броня в страхе скидывает туфли и обнаруживает, что все её мозоли исчезли!! Она вскакивает и бросается к Ядвиге, в порыве восторга хватая её в объятия... свеча падает и скатывается к здоровенной тюлевой гардине – гардина торжествующе вспыхивает...
...Две измученные, перемазанные сажей женщины устало бредут к дому Ганичкиных.
– Я всё покрою! – бормочет потрясённая Броня. – Пока что вы будете спать в комнате Риммы... Я дам вам кров и приют!
Пани Ядвига механически кивает и сбивается с шага.
Тем временем у дверей Ганичкиных дребезжит звонок.
Сёма с досадой отрывается от своей бегущей строки и недоумённо чешет переносицу: у своих всё же есть ключи, а гости к Ганичкиным ходят только вовремя!
Отворив дверь, он в изумлении отступает – в дверь проникает странная пара. Вначале в прихожей появляется смуглая толстушка, держащаяся скованно и вместе с тем развязно: заметно, что ей крепко не по себе. На гостье лёгкая холщовая хламида, перехваченная в неуверенной талии цветастой косынкой. Ещё страннее смотрится её спутник: он одет в глухой чёрный сюртук; на рыжей прилизанной макушке с трудом удерживается круглая чёрная шапочка-кипа...
– Х-хэ! Шалом, Хецраель! – грохочет старая Циля, и Сёма с дочерью вздрагивают: в странном поцыке внезапно обнаруживается их Рафка! Он аккуратно выводит носатую, грудастенькую спутницу с кривоватыми толстыми ножками на середину гостиной и торжественно провозглашает:
– Воистину, шалом! Знакомьтесь: моя будущая супруга Лизавета! Осенью мы выезжаем с её родителями на землю предков, в обетованный Израиль... а оттуда в обетованную Канаду! Аминь, то есть, привет! Хау, я всё сказал!
– Броня меня, пожалуй, убьёт... – потрясённо шепчет Семён Рафаилович.