— Итак, для пирога в первую очередь нам нужна 1 кг муки, 200-300 грамм сливочного масла и 5 яиц. У этого хряка этого добра хоть отбавляй, — прошептал отец.
— Папа, мы, что их грабить будем?
— Конечно! Я же тебе говорил про чувства. Вот одно уже есть — твой страх перед неизвестным! — и он зло ухмыльнулся. — Ну, поехали!
Мы перелезли через забор и через минуту уже сидели под распахнутым настежь окном спящего дома. Темнота врывалась в мои глаза, в мое горло и не давала свободно дышать. Сердце буквально выскакивало из груди. Отец, вытащил из вещмешка гранату и, сорвав с нее чеку, ловко зашвырнул в окно. Раздался взрыв, а почти сразу крики людей. Полыхнуло пламя занавески. Мы рванули к двери, отец схватил кувалду и начал сокрушать замок.
Вот мы в доме. Харитонов-старший лежал на полу, в крови, широко раскидав толстые ноги.
— В первую очередь яйца! — крикнул отец, и бросился к трупу. В пламени огня блеснул скальпель, и вот два теплых волосатых яйца оказались у меня в руке.
— Клади в банку, она в рюкзаке. Надеть маски!— скомандовал папа.
В масках мы зашли в соседнюю спальню. Там в углу кровати сидела молодая женщина — невестка сына. Грудной ребенок громко плакал в кроватке. Видно взрыв только оглушил их.
— Молчи сука, если жить хочешь!— прошипел папа, и тут же мне: — А ты не смотри, отсасывай у нее молоко, если пирога хочешь!
Он резко разодрал пижаму, представив моему взору великолепные сочные груди. Я взял губами большой сосок правой груди и втянул. Сладкое и теплое молоко наполнило мой рот. Ни с чем несравненная истома поразила сознание. Сглотнув, я взял сосок в руку и начал сдаивать молоко в литровую банку, аккуратно сдавливая соски каждой груди тремя пальцами.
— Прости малыш, но нам сейчас молоко мамки нужнее, — папа разговаривал с орущим в кроватке малышом, играя скальпелем в правой руке.
Незаметно я набрал литровую банку молока. Мне понравилась эта перепуганная от страха девушка, и я не сдержался, чтобы на прощание поцеловать ее в мокрый от слез рот. Ебать было некогда: огонь распространялся очень быстро.
Выбегая из дома, я видел, как заполыхала крыша, а на фоне черного неба закружились белые тени. Наверное, это были души погибших в доме людей.
…Уходили огородами, после долго шли лесом. На рыжей от одуванчиков поляне батя скомандовал: «Привал». Жажду утолили из ручья, от журчания которого меня сразу потянуло в сон.
— Ты как, Андрей?— спросил отец. Я сидел в тени осины и молчал. Не дождавшись ответа, он продолжил: — Кстати, пока ты сосал соски и доил эту корову, я у ее муженька пару яиц отрезал. Его сразу убило осколком, вместе со старшим Харитоновым. Они вместе в комнате были, перетирали видно о делах. А тут такой пиздец! — Он громко засмеялся. — Хуйня, сынок, не парься! Итак, что мы имеем — четыре яйца и литр молока. Здоровая телка эта Нюрка! — Отец о чем-то задумался, а после тихо добавил: — Была…
Поспали час. Яйца и молоко убрали в старый заброшенный погреб, чтобы не пропали. Прикинули хуй к носу. Батя рассудил так:
— Остались: мука 1 кг — ее мы у мельника возьмем, 1 кг яблок (кислых или кислосладких) — спиздим в саду у Михалыча.
— Запомни сынок, — говорил отец, — в наших с тобой руках вся сила и мощь создаваемого яблочного пирога. Вот ты спросишь, почему бы не купить все это в магазине? А я тебе отвечаю: в магазине все продукты мертвые, съешь и не почувствуешь вкуса их глубинного, ни труда ни радости человеческой, вложенной в их создание. Упаковки одна красивее другой, а души нет. This is not hand made! (папа немножко пиздел по-английски). Все что необходимо было взять, мы с тобой взяли. Ни кто нам это на блюдечке с голубой каемочкой не принес. Например, в яйцах мужских — сила и основа мира, в молоке девицы — любовь к ребеночку родному, радость материнства и все это составные части твоего первого яблочного пирога.
Он закурил и задумался. Может о своем первом пироге, телке, триппере да черт его знает еще о чем…
Все, что происходило дальше, было для меня как в тумане.
Мельнику повезло больше всех. Его не было дома, но мельничиха, тугая и упругая баба, была. Мы поймали ее во дворе и привязали к стулу.
— Нам нужен килограмм муки высшего сорта, — сказал я.
— Да хоть мешок! Бери, подавись!
Думаю, что эта фраза стала для женщины роковой. Отца как подменили, его лицо исказила гримаса злобы и ненависти. Он схватил ее за волосы и задрал голову вверх.
— Сука ты, тварь, мешками с мукой разбрасываешься! Добро разбазариваешь, прорва? Ну, расскажи мне по порядку, по-научному: как сеять, как жать? Не знаешь, да?!
Женщина, скуля, пыталась сложить подобие какого-то ответа о производстве зерновых.
— Осенью сеют пшеницу, озимую, значит, — скулила она.
Отец перебил:
— При какой температуре, какая влажность должна быть у почвы? Какие удобрения применяются, сколько стоит тонна селитры, сука?! Сколько стоит селитра, тварь? Сколько?!
— Я не знаюююю, — плача, причитала женщина.
— Не заешь?! — орал отец. — Давай, Андрейка, пиздани ей между глаз, чтобы вспомнила!