Золото Партии

Теперь у меня тут нет дел. Ни своих, засаднивших все мое нутро до самого кадыка, ни твоих… Боже — каких твоих?! У тебя тут были дела?.. Не вижу результатов твоего беспрецедентного, самоотверженного труда… Да, я тоже не перетрудился, ты права… Хорошо, возьми ключи! Я и на метро доберусь, шапка не спадет…

К ней? Да хоть пешком!.. На коленках поползу по брусчатке, вот так! Подумал, что ползти на коленях по брусчатке гораздо более куртуазно, чем по пыльному, в надрывных трещинах асфальту.

— С чего ты взяла, что у меня есть к кому идти? Тебе не все равно? — говорю, удивленно вскинув брови (как у нее), а сам в душе улыбаюсь. Широко и радостно. Есть! Есть к кому! Но мои последние мысли уже живут за пределами входной двери.

Зубная щетка прошелестела возле моего уха неотцентрованым сюрикеном, разрезая удушливый и смрадный воздух подъезда, клюнула вниз и, спотыкаясь по ступенькам, исчезла в недрах переплетения лестничных маршей.

— Черт!

Единственная, с боем доставшаяся мне вещь бесславно потеряна… Лифт, громыхнув в клоаке бетонного говнопровода, пополз вверх, цепляя своими железными лапами за стены. Не уронил бы, сволочь! Сколько раз он отказывался тащить меня сюда, наверх… А сам-то я хотел этого? Быть может, он всякий раз вступал со мной в тайный сговор? Вернее, не со мной, а с моей оболочкой. Сознание-то мое было не в курсе наших дел, оно было явно против… Сговор единицы объема биомассы с металлическим безмозглым саркофагом. Хы!

Только на улице я без сожаления скинул свою старую, огрубевшую кожу с наростами эпидермиса в тех местах, где он долго служил защитой моему мозгу… и моему сердцу. Я почти побежал в сторону метро.

К ней!

Ни мотанина в вагонах, ни тошнотная публика, сегодня не вызывала у меня раздражения.

— Станция «Севастопольская». Осторожно… — слышу я и рвусь к выходу.

К черту осторожность! К черту все! Толкаю в тощую спину какого-то сублимированного доходягу, подвешенного за поручень, и протискиваюсь в уже начавшие захлопываться сомовые губы дверей. Свобода! Вверх по лестнице, огибаю идущих вспять…. Пересекаю двор, оскальзываюсь на весенней мокрой еще с утра траве и еле удерживаю равновесие. Свобода! Свобода!..

…Она встретила меня томительным ожиданием возле неприступной дерматиновой цитадели входной двери, имевшей нелепый, грязно-бурый окрас. Я протяжно и тоскливо давил на кнопку звонка, и недоумевал…. Как она может жить за дверью такого цвета? Цвета, который выстраивал в моем опьяненном свободой мозгу, стойкие ассоциативные ряды. Ряды голов, вдребезги разбитых об эту самую дверь. Ну, открой уже! Я не хочу тут стоять!

Звонок выдохся минуты через две-три и теперь издавал только чуть слышные предсмертные хрипы. Ну вот! Приехал и поломал девушке звонок. В первый же день. Нужно было позвонить, или смс-ку кинуть — жди, мол...

Руками ощупываю карманы.

Тынц!

Мое уснувшее час назад внимание внезапно проснулось и мгновенно отвесило увесистого пинка моей памяти. Точно! Телефон остался подло лежать в прихожей моего бывшего Sweet Home, никак не желая его покидать вместе с хозяином. Нет! Наверное, он уже в руках у моей теперь уже «бывшей». Высветился бирюзовым светом и предательски мотает, рефлексируя у нее в зрачках, ленту моих смс-ок и последних звонков…

Черт! Черт!

Да нет, не станет она звонить. Я ее знаю. Ну, не была она никогда дурой. Никогда не была подлой. Или была? Нет, была пару раз. А в последнее время, чуть ли не каждый день. И дурой…. Дурой тоже была…. Всегда.

Господи! А ведь когда-то я не мог дышать рядом с ней…. Просто не мог, и все! Сердце заходилось. Ладошки мокрые были, ноги не держали, ветром сносило от одной мысли, что она рядом. Прямо тут! Идет под руку со мной.… Куда все подевалось? Куда, сука, все подевалось?

Ну, ладно! Хватит уже…. Все это давно уже отъехало в прошлое, превратившись в никчемное и пустое существование двух ороговевших приматов, тянущих пресловутое одеяло каждый на себя. Еда — сон — работа — секс. Снова еда — снова работа — секса сегодня не будет — хорошо, тогда завтра не будет еды…

А ведь когда-то этого полуторного одеяла хватало нам двоим. Оно было гораздо меньше, и под ним было тесно но, несмотря на это, хотелось еще больше прижаться друг к другу…

Курить хочется страшно. Сигареты в сумке, сумка там же, где и все. А все — там, где меня уже не примут. Никогда. Вспомнил, что, проходя сюда, заметил невдалеке палатку. Спускаюсь за сигаретами. Толкаю металлическую дверь из бункера подъезда (где я это уже видел?) и выхожу в сияние света…

Белого света добавило ее белое пальто, белые сапожки и, как кровавый разрез, — красный шарф. И глаза. И тонкие брови дугой… и все остальное. Такое желанное и такое теперь уже доступное.

— Ты?

— Ну, да! Что, не ждали? — фраза, уходящая корнями в черно-белую кинематографическую юность. Тупая и совершенно не подходящая для этого случая.

— Нет. Не ждали… — Мне показалось, как-то не совсем весело. Уныло, даже. Спишем на спонтанность ситуации. Мы же всегда договаривались заранее, планировали, чтобы ни-ни…

— Я тебе не звонил?