Золото Партии

Он выпил пивка, но от этого стало только хуже. Пиво оставило во рту неприятный тёрпкий привкус, а к головной боли добавилось ещё и урчание в желудке. Короче говоря, к вечеру он заебался окончательно. А ещё, как назло, договорился погулять с Викой. Вот, что называется, образец целомудрия, верности и глупости. Эта девочка третий месяц звонила ему по пять-шесть раз в день, готова была в любой момент лететь к нему на свидание и, по первому сигналу делать миньет в телефонной будке. Но больше всего раздражало, то что она никогда с ним не спорила и никогда ему ни в чём не отказывала.

Сегодня они сидели в кафе «Снег»: она всё время несла какую-то хуйню про свою подружку, которую кинул какой то пидарас и пила какую-то безалкогольную гадость; он, опять пил пиво и ждал когда ему станет достаточно гадко, чтобы послать эту красавицу на хуй. В глубине души он знал, что этого не сделает (он никогда так не делал), но за этот вечер он мысленно проиграл эту сцену уже, наверное, раз двадцать.

Провожать её он отказался, сославшись на зубную боль: он — «я, конечно же, тебя провожу, но, чёрт, что-то зуб болит, как бы не было воспаления». Она — «да я сама нормально доеду». И скорчив, напоследок, для приличия, болезненную гримасу, он шагнул к ближайшему ларьку за очередной бутылкой пива.

Вагон равномерно пошатывало, освещение было не очень сильным, поэтому рекламу с маленькими буквами прочитать было невозможно, а на противоположной стене вся реклама была именно такой — с мелкими малоразборчивыми каракулями. Он, вообще не понимал, какой кретин помещает такую рекламу в метро: её же никто не может прочитать. Кому охота наклоняться вперед и таращить банки в полутемном вагоне, чтобы разобрать адрес какой-нибудь отмороженной фирмы.

Пьяный чувак, наконец, утратил чувство равновесия, сполз по спинке сидения и чуть слышно засопел.

По диагонали от него, в дальнем углу хихикали две совсем юные девчушки. Наверное, возвращаются домой с, какой-нибудь пиздоватой дискотеки. Поезд чуть дёрнулся и замедлил ход. А родителям сказали, что были на дне рождения и что мальчики их проводят. У него самого была младшая сестра, примерно их возраста, и он прекрасно знал все её хитрости, хотя никогда и не «сдавал» её родителям.

Поезд пошёл ещё медленнее. Он подмигнул одной из девочек, и, увидев, как та быстро повернулась к подружке и что-то зашептала, перевёл взгляд на соседнее сидение.

Его занимал подросток, активно работающий челюстями, словно к Диролу или Орбиту он испытывал «неповторимую и устойчивую» ненависть. Шея у парнишки была такой, что казалось, она скручена из бельевых верёвок. Его чуть перекошенные плечи и худые сильные кулаки с расплющенными костяшками пальцев выдавали в нем боксера. Взгляд у парня был холодный, невыразительный, напоминающий взгляд продавца в дорогом магазине одежды. Таких сразу хочется послать на хуй, чтобы потом посмотреть как моча разрывает изнутри черепную коробку.

Электричка уже еле шла, за окном можно было различить фонари на стенках тоннеля.

У боксёра была большая спортивная сумка и он периодически наклонялся и проверял, до конца ли застёгнута молния. Наклон — взгляд вокруг — и снова напряжённая работа челюстей.

Внезапно в соседнем вагоне погас свет. Все кроме, уже сильно храпящего «товарища», повернулись к тёмному вагону, но разглядеть было ничего нельзя. Игорь заметил, что и в их вагоне свет стал явно тусклее, чем раньше. Из темноты раздался протяжный металлический скрежет. Это были не тормоза состава, за пятнадцать лет ежедневных поездок на метро, звук тормозов поезда Игорь узнавал безошибочно. Нет, тот звук короткий, агрессивный. А этот напоминал-напоминал… Звук был знакомым, но никак не шёл на память. Как будто между двумя листами жести пытаются протащить стальной трос.

Скрежет повторился. Игорь посмотрел на часы. Сколько они уже едут? Между какими станциями? По идее уже должен быть «Днепр», или может быть только «Арсенальная»?

И тут поезд совсем остановился. Без рывка, без скрипа тормозов, просто плавно замедлился и остановился.

Игорь встал и пошёл в сторону вагона, в котором погас свет. На встречу ему шли две девчушки: им, очевидно, страшно было сидеть возле тёмного окна. Приложив обе руки к стеклу и прислонив к ним голову, Игорь стал вглядываться в темноту. Постепенно глаза привыкли в темноте, и он стал различать некоторые детали внутри темного вагона. Вот поручень, возле крайнего сидения, он никелированный и поэтому поблёскивает. На ближней, левой двери он разглядел большой белый квадрат: должно быть наклейка с правилами пользования Метрополитеном. На втором диване, с краю сидел человек, его тёмный силуэт угадывался на фоне бежевой стены вагона. Игорь услышал за спиной шаги и обернулся: это был «боксёр». Он тоже прошёл в конец вагона и встал у Игоря за спиной.

— Ну чё там, — бросил спортсмен и подбородком указал в сторону тёмного окна.

— Ничего.

— А чё не едем?