Золото Партии

Сейчас из дому выйду я.

Довольно шастать по кустам!

Уж я просраться всем вам дам…»

Сменил нательную рубаху,

Надел парадные портки,

Глотнул стакан единым махом,

И грохнул об пол на куски.

Ну, Русь, готовься, жопу мыль —

Родился новый богатырь!

3

Что ж, мой читатель, так бывает:

Кого Судьба бедою мает,

Кто натерпелся столько лет,

Кому не мил уж белый свет,

Она или совсем погубит,

И головой в говно засунет,

Или со смехом вознесет

На самый верх своих высот.

Илюше, право, повезло!

Старухам-сплетницам назло

Судьба его вдруг приласкала,

Позволив жизнь начать сначала…

Илья, свой опыт тренируя,

Пыхтел, не покладая хуя.

В деревне всех переебал,

И вскорости азарт пропал.

Все чаще стал смотреть Илья,

Взобравшись на гору крутую,

Доверив взор компасу-хую,

За лес, на дальние края.

Его влекла к себе столица,

Как пышнотелая девица.

И часто он отца просил,

Чтоб Киев глянуть отпустил.

И так в конце концов достал,

Что тот свое согласье дал.

Благословили на дорогу,

Собрали узелок с едой,

Всплакнули всей семьей немного,

Потом шли долго за Ильей,

И за селом остановились,

Расцеловались и простились.

Пошел Илья, без мук сомнений,

Искать на жопу приключений.

Ах, эти русские дороги!

Сейчас, иль триста лет назад,

По ним шагали наши ноги,

Снося и грязь, и снегопад.

Нигде таких дорог не сыщешь.

Тут ям и колдоебин — тыщи!

Асфальт, понятно, в те края

Не завозили ни хуя.

Так что татарская Орда,

Что сдуру забрела сюда,

Грязь помесила двести лет…

Теперь ее простыл и след.

Но для простого мужика,

На грудь принявшего слегка,

Дорога, что бежала вдаль,

Была, как «Форду» магистраль.

По ней шагал Илюша смело,

Не забывая и про дело:

Прохожих баб в кусты таскал,

И пыл свой с ними остужал…

В конце концов, как ей ни длиться,

Дорога привела к столице,

И златоглавый Киев-град

Явил Илюше свой фасад.

Он, заплатив пятак у входа,

Опизденев от толп народа,

Глазел вовсю по сторонам

На блядовитых местных дам.

И скоро понял наш Илья,

Что столько верст прошел не зря.

«Вот это да! Вот это бабы!

А терема — что небоскреб!»

Илья почуял, что пора бы…

Дай волю — всех бы перееб!

Но он держал себя в узде,

И гнал все мысли о пизде.

По улицам ходил, смотрел,

Глаза пучил, башкой вертел.

Дивился киевским базарам:

Меха, икра — почти что даром!

Лежат колбасы, балыки,

Сыры огромными кругами.

И с самогоном бутылями

Заставлены все уголки…

Свободный торг, базар-мечта!

Вокруг ни одного мента.

Ни гастролеров-рэкетиров,

Ни спекулянтов у сортиров.

Короче, жил тогда народ,

И что хотел кидал в свой рот!

Под вечер парень притомился,

И, чтоб немного отдохнуть,

Он в кабаке слегка напился,

С какой-то шайкою сцепился,

И рожи им помял чуть-чуть.

Прогнав ребят за поворот,

Сел отдышаться у ворот

Какого-то большого дома

На кучу брошенной соломы.

Вдруг отворилися ворота —

И на Илью нашла икота!

Из них явилась, свет очей,

Бабенка, печки горячей.

Илью в светлицу пригласила,

И белой ручкой поманила…

Я сам, признаться, прихуел,

И, как Илья, на жопу сел.

Девицу Марфу удалую

В округе знали все давно.

Еще не находилось хуя,

Чтоб не был для нее — говно.

Она могла два пальца стиснуть

В пизде и залихватски свистнуть.

Иль, вызывая общий смех,

Пиздою раздавить орех.

Две сиськи, словно две подушки,

Две ляжки, мощные, как дуб…

Рыдали мелкие блядушки,

Грызя на шеях безделушки,

Точили на Матрену зуб!

Она ж на них, смеясь, плевала,

А что не так — намнет бока.

Зарядит суке по ебалу,

И враз уводит мужика.

Так что Матрену все боялись,

Хотя в душе и преклонялись.

Илюша в самый раз попался…

Какой кусок ему достался!

Пока я у ворот сидел

И с вами тут про жизнь пиздел,

Бабенка время не теряла,

Илью с почетом принимала,

На стол собрала пить и есть,

И, предложив ему присесть,

Постель духами окропила,

За домом баньку протопила,

И пригласила молодца

Смыть пыль дорожную с лица.

Илья, нажравшись, согласился,

Хотя немало удивился.

Однак, прекрасно понимал,

Зачем весь этот карнавал.

Перекрестившись, он разделся.

С дороги банька хороша!

Расслабился, парком согрелся,

Намылил яйца не спеша,

Бока березою побил,

Воды на камешки подлил…

А Марфа в щелку наблюдала.

Как хуй Илюшин увидала,

Так чуть не кончилась у щели,

И, вся горя, толкнула двери.

Упали на пол бабьи шмотки.

Похерив скромности манер,

Она глаза прикрыла кротко,

И прошептала: «Мой размер…»

Не в силах свой сдержать порыв,

Хуй поцелуями покрыв,

Перед Ильею в восхищенье

Матрена пала на колени,

Уже устав себя терзать,

И жадно принялась сосать.

С трудом огромную залупу

Матрена впихивала в рот.

— Мне очень жаль, но эта штука,

Наверно, в рот мне не войдет.

А как хотелось бы его

Мне до яиц глотнуть всего! —

Матрена грустно прошептала.

Понятно, парню было мало!

Досадно сделалось Илюше:

— Что ты мусолишь мне вершок?!

И он, схватив ее за уши,

Задвинул хуй аж до кишок.

У Марфы враз дыханье сперло.

Когда такое всунут в горло

Любая стала бы зеленой,

Но не такой была Матрена!

Она c минуту упиралась,

Дышала шумно, задыхалась,

Потом смирилась с положеньем,

Тихонько начала движенья,

Привыкла и пошла опять

Илюшин член вовсю сосать.

И понял с радостью Илья,

Что время проведет не зря!

Да… Редко встретишь, выйдя в свет,

Такой отменнейший минет…

В конце концов Илья взбрыкнул,

Задергался, и труханул.

И напустил ей полный рот,

Аж вздулся у нее живот.

Любовно Марфа член лизнула,