Золото Плевны. Золото Сербии

Абрек бросил шашку, опустился на землю, вытянув раненую ногу. Плачет. От злости плачет, ну за дуваном ходить – дело такое. Хорошо, что жив остался, хотя, может, ему и не хорошо. Кто достаток имеет, в набеги не ходит. Хлопцы сняли пояс с кинжалом и сабельными ножнами, с моего убитого тоже, протянули мне – законная добыча. Пленному кто-то бросил чистую тряпицу – рану закрыть. Не из сострадания, он теперь станичное добро. Черкес что-то лепетал про бедность, мол, жениться пора, а денег нет. Его никто не слушал. Родственники скинутся, хоть пару добрых лошадок за него дадут. Честь рода не позволит самого захудалого, даже изгнанного из аула, в плену держать.

С шутками, поговорками подошел Гамаюн. Задержался у черкеса с порванным горлом. Глазами спросил:

– Кто? – Ему также указали на меня. – Ось, хлопцы, учитесь, як охфицеры рубятся. Два часа в станице, одного в полон, другого к Аллаху. А ты, Митяй, чего ж рубился, а в полон не уговорил?

– Верткий, зараза, весь дух на рубку ушел.

– Ничипор, чего в теньке отдыхаешь?

– Шкуру мне аспиды попортили.

– Перевязался?

– Не имел часу, пистоль перезаряжал.

– Гляньте, хлопцы, что там у него. Разбирай лошадей, грузите убитых, хоронить будем.

– Один ушел, самый первый.

– Нехай, быстрей родне расскажет, тогда хоронить пока не будем. Тела на лед, может, и их выкупят.

Вот как это было. Словно минуту назад, какая там вечность – по ощущениям, будто бы и не жил все это время.

Теперь замерзший Гамаюн в чужих камышах должен высмотреть то, чего с нашего берега не разглядишь.

Вернулся опытный пластун только на третью ночь, когда море к вечеру стало штормить. Вода в озере стала прибывать, и практически всю обжитую береговую полосу заливали частые волны. Всех, кроме Грица, я отправил наверх, с заданием заготавливать пропитание. Ежедневно утром и к ночи Гриц вытаскивал полные рыбы плетенки. Ее варили, жарили, запекали. Наверху сделали коптильню, стали коптить впрок, но хотелось и мяска, свежатины. После прихода корабля уходить придется по-скорому, возможно, будет не до охоты и рыбалки, а голодный человек слабеет быстро, еще эти засланцы из головы не выходят, что с ними робыть. Погано, что они, или он, точно знают, что им делать, а мы пока – нет.

Степана Гамаюна заметил только по узлу с одеждой на голове.

– Гриц, давай головню, Гамаюн плывет. То закрывая папахой головню, то открывая, показал казаку правильное направление. Когда до берега Гамаюну оставалось шагов десять, стало ясно, что сил доплыть и выбраться у него не осталось. Частая отбойная волна не давала ему приблизиться.

Сбросив черкеску, полез в воду, поскользнулся на скользких камнях, ухнул в воду с головой. Дыхание перехватило. То ли вода сегодня холоднее, то ли без подготовки, ну очень холодно! С трудом разглядел среди черных гребней волн узел Гамаюна, погреб к нему.

– Степа… Степан, хватай за шею.

От берега донесся всплеск, Грицко спешил на помощь. С большим трудом доплыли до берега, с еще бо́льшим вытащили одеревеневшего казака в наш прибрежный лагерь. Часа два отогревались, сушились, растирали овчинными папахами Гамаюна, кормили, в общем, приводили в нормальное человеческое достоинство. Когда закончил хрустеть жареной рыбой, доложил:

– На острове постоянно человек двадцать пять – тридцать.

– Что-то маловато.

– О тож. А на берегу метрах в ста казарма человек на сто, больше пятидесяти османов я там разглядел. Есть три большие лодки и две маленькие. Пристани деревянные с обоих берегов. Похоже, на острове дежурят по очереди.

– Ладно, давай спать, завтра всем расскажешь подробно.

– Добре, – пробормотал Гамаюн.

15. Думы

Сон не шел к атаману.

«Много янычар. Больше десятка на одного. Нужно что-то придумать. Увести лодки? Само собой. Если очистим форт, все равно будем под огнем полусотни винтовок с другого берега, один неудачный выстрел, и вся наша затея утонет. Штурмовать ночью? Без шума. Маловероятно, что получится каждому пятерых в запертом изнутри крепком сооружении вырезать. Для меня главное – братов не потерять, гроши – дело второе. Получится, не получится, в любом случае отходить придется с погоней. Два ложных пути подготовить нужно, “подарки” оставить. Носилки приготовить, вдруг зацепят кого. Пластуны ни мертвых, ни тем более живых не оставляют».

Так и крутился до утра, мысленно перескакивая с мест, где удобно ловушки на двуногих соорудить, на количество продуктов, которые дадут возможность оторваться от погони. Совсем некстати вспомнил, что после подъема на первый крутой хребет Михайло, поднимавшийся последним, шепнул, что после нашего восхождения внизу появились всадники.

«За нами шли или случайная группа? Если за нами, почему конные, или есть другой путь, где лошадь может пройти? А были ли всадники, почему больше никто не видел, может, пугал Михайло? Зачем?»