Золото Плевны. Золото Сербии

Чуни наши пластунские сшиты из толстой шкуры кабана, щетиной наружу. Отпечаток ни на кого не похожий оставляют, а если наступать на ребро стопы, то определить направление движения невозможно. Вместе с кабаньими копытами нужный настрой сделают. Обнаружился еще один загон, с овцами. Просто прекрасно, люблю жареную на углях баранину, но это на потом. Жерди положили в маленькую лодку, аккуратно отвязали и на ней перебрались на остров.

Из двух открытых пушечных амбразур шли волны турецкого храпа. Пока все чудесно.

А вот еще Боженька послал пластунам подарок. На длинной веревке сушатся с десяток османских мундиров. Очень они нам пригодятся: чучела наделать и как горючий материал, пожечь чего. Пока сложили в лодку. Свою одежду тоже. Жердями подперли ворота форта, к длинным палкам привязали веревку. Конец протянули до воды, чтоб, не показываясь, утащить жердины в озеро. Пошептал в ухо Грицу, чтоб подсадил меня на крышу и отогнал лодку в тонкую полоску камышей слева от острова и ждал меня там. Ночью никто никого искать не будет, а как успокоится – уплывем.

– И следов, следов натыкай, хоть не козлиное, но все ж копыто. Как Гамаюн начнет, зови его к лодке.

Двигались неспешно, практически беззвучно, как будто и нет трех десятков головорезов в трех шагах. Забрался Григорию на плечи, забросил шнур с револьвером за спину, но когда он встал в полный рост, доверху я не достал. Спасибо турецким мастерам, камни по размеру не подбирали, было за что зацепиться, и Гриц снизу подставлял ладони под пятки. Наконец пальцы почувствовали край. Осторожно подтянулся, закинул ногу и замер. Батько Швырь предупреждал, что турки мастера делать крепости и такие вот небольшие укрепленные места. Крышу часто делают каменную, чтоб с нее тоже можно было стрелять. Так и здесь, плоскую крышу ограждал каменный барьер выше пояса. К ненавистному столбу с деревянными ступеньками-перекладинами натянута кисея. Под ней с комфортом, то есть на матрасе с подушками, возлежал человек в турецком исподнем. Наверное, офицер. А кисея – чтоб комары не тревожили. Как задушить стоящего или сидящего сзади, сбоку, спереди, я знал, но как-то самому не приходилось. Показал Грицу, чтоб не торопился. Осторожно откинул полог, отодвинул в сторону турецкий револьвер (так себе модель), одной ладонью закрыл рот и нос, предплечьем другой руки навалился на горло османа. Ну и не сильно-то он сопротивлялся. Передал Грицу тюфяк и подушки, затем и покойного офицера с его пугачом, показал, чтоб положил так, чтоб голова была в воде. Все, теперь самая трудная и шумная часть: сломать перекладины и поджечь сигнальный костер на площадке, венчающей столб. Или наоборот, как пойдет.

Как я ненавидел этот столб, ведь, когда с горы впервые увидел турка, поверил, что он летал, а не на столбе сидел. Что говорить, несмотря на восточную расслабленность, турки мастера прекрасные, строители хорошие и воины отважные, умелые и беспощадные. Сколько они кровушки казачьей пролили, а уж душ христианских по всему свету загубили – и не сосчитать! Никогда мира между нами не будет. Когда открытой войны нет, они Кавказ настропаляют, татар крымских, к степнякам постоянно с подарками подъезжают. «Русский царь – собака, чужой вам. Султана турецкого вы дети, он любит вас, не забывает, каждый намаз Аллаха за вас просит, вот денег вам передает». Ну и в таком духе. И те, как дурачки, забыв все милости царя-батюшки, опять скачут русскую кровь лить. Снова «Алла» над христианской землей летит. Только казаки тоже не за печкой растут, и у каждого свой счет к басурманам имеется. Мы его не забываем и прощать никого не будем. Перекладины в столб хитрым способом врезаны. Если наступать – не выскочат, а если сбоку – выбивать можно. От времени рассохлись – выбью без особого труда. Где ладонью, где ногой. Выбитые перекладины складывал на сигнальный костер. Конечно, ступеньки можно восстановить, но так мы обозначим запрет, наложенный нечистой силой. Для чего? Пока для страха, его нужно вырастить до ужаса, чтоб перед ночью начиналась трясучка. Слишком их много. Не одолеть без потерь. Своих мне терять нельзя, и сербы не дурачки, нас телами прикрывать не будут. Как не планируй, сшибка непредсказуема. Пуля – дура, как говорил не любивший казаков Александр Суворов. Лучший из русских генералов.

Когда сотня, ну пусть полсотни винтовок выстрелят, какая-нибудь да попадет. Здесь арифметика иная. Один против троих на саблях я могу победить, вдвоем против шести – с трудом, трое против девяти – вряд ли, семь против пятидесяти – верное поражение. С огнестрельным оружием шансы победить в три раза ниже, но это в открытом бою. Я должен построить дело так, чтоб до открытого боя вообще не дошло.