Золото Плевны

— Перед развилкой, поставь двоих поздоровее и сена стожок, чтоб подожгли при опасности. Вон там, в саду, ещё одного и второго на другой стороне сада, тоже с сеном.

— В саду?! Там же кусты астры хозяйские.

— Их тоже можно зажигать. — Строго добавил я и вполголоса ругнулся, видя чужой испуг. Скоро вам будет всем не до айстр* и рэзэнтэ*. Развели тут плантации.

Договорились посадить всех, сколько есть лошадей, крестьян. Конники нужны. Неважно, как сидят. Тут численность нужна. Они будут демонстрировать, не приближаясь, наличие конного отряда. Который может споро атаковать, как с фланга, как в лоб, так и сзади.

Пускай думает те, кто станет вести мародеров — не моя забота.

*ятаган — клинковое колюще–режущее и рубяще–режущее холодное оружие с длинным однолезвийным клинком, имеющим двойной изгиб; нечто среднее между саблей и тесаком

*она — баши — начальник стражи

*айстр — астры

*розэтэ — хризантемы

8.3

Гостиная хозяйки имения, мало чем отличалась от привычных для моего глаза, дворянских гостиных на родине. Окна побольше, потолок пониже, много ковров и серебрённой посуды.

Хозяйка, на удивление, моложавая женщина лет сорока. Приятные мягкие черты лица. Европейское платье, хоть и закрывало плечи и руки, но не скрывает стройности фигуры, а главное глаза! Такие глаза я видел в своих снах. Вот от кого получила Малика озёра, в которых я безнадёжно утонул.

Рядом с ней стояла бесформенная от чадры, фигура. Два дверных проёма без дверей вели видимо, во внутренние покои. У одного прохода стояли два мальчика, лет восьми–десяти, у другого два гайдуки.

Я представился как Жюль Маню, военный инженер, попытался щёлкнуть мягкими туфлями без каблуков. По совету доктора быстро затараторил на французском, выражая свою признательность за своё спасение и выражая восторг от возможности лично выразить благодарность, столь благородным и ослепительно красивым дамам.

Хозяйка недоумённо переглянулась с существом в тёмно — фиолетовом мешке.

— Не могли бы Вы говорить помедленнее, я ничего не понимаю. У меня не было возможности практиковаться в разговорном французском, хотя читаю бегло. Хозяйка этого имения боян Домла, а это моя старшая сестра боян Йамур. Если перевести на Ваш родной язык, я Капелька, а сестра Дождь.

— Какие замечательно прекрасные имена, — я сделал шаг вперёд, с намерением припасть к ручке. — Я в полном восторге! Очень поэтичные!

— Стойте, шевалье, вы в мусульманском доме, уважайте наши обычаи.

Мой учитель французского был, гасконцем из Дакса, кроме парижского произношения учил южному диалекту, отличавшемуся быстротой и пропуском буквы «Ф» в словах. Умение говорить на двух диалектах неизменно приносило мне высшие баллы на всех экзоминациях. Мысленно поблагодарив зануду–француза, я опять застрекотал с максимальной скоростью. — Простите, мадам, приехав в Порту, я сразу оказался в первых рядах османских войск и не имел возможности узнать светский этикет, если…

— Стойте, шевалье, ничего не понимаю, медленнее, пожалуйста.

— Мадам, я с юга Франции, и говорить медленно, для меня хуже пытки. Я просто не умею, мадам, говорить медленно. Я понимаю, что это очень скверно, но ничего поделать с собой не могу!

— Пожалуйста, замолчите. У меня начинает кружиться голова! Может быть, доктор, вы его понимаете?

— Отдельные слова, — нахмурился лекарь. — Это быстро даже для меня.

Существо в мешке произнесло фразу, из которой, я понял одно слово — Малика!

Я сразу её полюбил, тем более из щелей мешка — капюшона, сверкали, таки же прекрасные глаза. Должно быть передо мной очень красивая восточная женщина, хоть и в мешке. Признаться, в воображение я рисовал призанятные картинки образа.

Малика! Неужели я вновь увижу тебя?

Лицо моё покрылось испариной, я слегка пошатнулся, с трудом удерживаясь на ногах.

Последовало несколько фраз, в результате, которых я был усажен на небольшой диван, а в комнате появилось небесное существо, по имени Малика.

Её потрясение было гораздо сильнее, но окружающие приняли за смущение и всячески её подбадривали. Я же видел, что сознание её на грани и напомнил доктору, что кроме меня ещё кое — кто нуждается в его умении.

Хрустальный флакон с нюхательной солью перекочевал с дивана под более изящный носик.

Когда суета улеглась, вспомнили об ужине. За едой рассказывал о себе, именно про Суздалева, но от имени Маню. О маменьке, отце, имении даже о Прохоре, назвав его Пьером. Старшие женщины, явно благосклонно отнеслись ко мне, Малика же глаз не поднимала, но переводила всё исправно, иногда в мою пользу, о чём тут же сообщала мне. Мол, так в мусульманском доме говорить не следует, она перевела по–другому. А матушка заметила, что или она стала разбирать мою речь, или я стал говорить нормально.