Золото Плевны

— Мадам, простите, с детства мне запрещали вообще говорить во время еды. Садясь за стол, я с братом должен превращаться в глухо–немых. Присутствие меня — католика, в доме правоверных, заставляет тщательно продумывать слова и действия, однако южный темперамент, чрезмерный даже на родине может оскорбить Ваши чувства. Заранее прошу простить. Дамы понимающе закивали, а хозяйка жестом отправила гайдуков в глубь дома.

Блюда менялись, но вкуса я не чувствовал, жевал, хвалил, изо всех сил старался смотреть на всех одинаково.

Боян Капелька шепнула мальчишке и на столе появился графинчик с тёмной жидкостью.

— Покойный муж, частенько приглашал офицеров из Пруссии, они научили моих слуг делать алкогольный напиток из вишни. Нам Аллах запрещает туманить голову вином, но Вам–то можно. Доктор составит Вам компанию.

— Так ведь мэтр Дончев?

— С удовольствием, боян.

— За прекрасных дам.

— За Ваши сердца, приютившие полумёртвого, в такое трудное время за Ваше умение, доктор.

Страшная боль в голове, черным замазала желанный лик, стол с правой стороны рванулся к голове…

Очнулся я на знакомом диване.

Доктор зачем–то растирал мне грудь. Малика! Вот она стоит с тревожным личиком. Я поймал руку лекаря, сжал.

— Всё в порядке, мэтр, Вы же знаете, что припадки у меня бывают только раз на дню, всё позади, — опять несколько раз сжал руку и сделал зверское лицо, губами прошептал — Убирайтесь, чёрт Вас возьми.

Доктор всё понял, промямлил о неотложных лекарских делах и откланялся.

Стол убран, мальчишки исчезли, маменька тоже.

Малика стояла возле окна, возле крохотного витого столика орехового цвета. Тонкая, юная, одетая в легкое европейское платье, девушка, совладав с собой, и поджав дрожащие губы, благосклонно мне улыбнулась. Я на краткий миг оцепенел, справляясь с головокружением. Она была еще красивее, чем та турчанка из моих воспоминаний. Ослепленный желанием, в едином порыве я преодолел комнату и упал на одно колено.

— Малика, — простонал я, с намерением осыпать эти руки страстными поцелуями, — Малика.

Она сделала шаг назади спрятала руки за спину

Я осмелился поднять голову. Сейчас я буду либо низвергнут в ад, либо вознесен в рай. Я открыт. Мои чувства и порывы понятны даже слепцу. Девушка смотрела расширенными глазами куда–то поверх меня, за спину. Обернулся. Тётушка сидела в противоположном углу за прялкой. Потом у нее из рук выпало веретено. Гулко ударившись об пол, оно покатилось к нам. Я встрепенулся и, как воспитанный человек, поспешно поймал вещицу и отнес даме.

— Садитесь, месье Маню, — сказала Малика, показывая на изящное деревянное кресло у столика, — кажется, моя тетя получила удар. У нее слабое сердце. Этот день она точно никогда не забудет.

— Смею вас заверить, мадмуазель, что я тоже, — сказал я, присаживаясь за столик. Малика слегка улыбнулась. Глаза ее заблестели. Она взяла кофейник и принялась разливать кофе по крохотным кружечкам.

— Прости меня за мой порыв, но вы … так очаровательны.

— Это из–за платья. Я хотела произвести впечатление и соответствовать моменту. Думаю, такую выходку мне тоже не простят.

— Оно изумительное! — признал я. В этот момент на девушке все одежды казались божественными. — В нем вы просто ангел!

— Оставьте, Иван, пожалуйста, вы меня смущаете. Я к такому не привыкла. Лучше скажите мне, как вы оказались в моем имении? Специально? Вы так настойчивы и искали встречи со мной? Я ведь думала, что доктор действительно лечит раненного французского офицера.

— Мадмуазель… Я должен признаться вам, что это чистое совпадение. Сама судьба вела меня к вам, извилистой дорожкой. Случай привёл меня в Болгарию, случай помог спуститься с горной кручи, судьба уберегла от вражеской пики, да ещё много от чего, чтоб только мы вновь встретились. Разве не чудо, что меня чуть живого, в беспамятстве, принесли именно в Ваш дом, обожаемая моя мечта. Милая Малика, не было дня, часа, минуты, чтобы я не думал о вас. Я бы обязательно разыскал вас после войны, потому что…

— Потому что?.. — эхом повторила девушка.

— Моё сердце полностью принадлежит вам. Я люблю вас. Умоляю, не отвергайте эту любовь! Да она безумна на фоне этой войны и наши страны воюют друг с другом, но я ничего не могу поделать со своим сердцем.

— Это так неожиданно, шевалье, — тихо промолвила Малика.

Я вдруг всё понял и горестно вздохнул:

— Сердце вы мне уже разбили, так неужели, не дадите мне надежды снова собрать эти жалкие осколки?

— Речи ваши сладки как виноград в сентябре, — девушка слабо улыбнулась, — где и с кем вы так научились?

— Мадмуазель, мой мир пушки, грубые солдатские будни. Если чему и учишься, то не салонным разговорам. Ночью у костра, языки пламени напоминали мне огонь ваших глаз, вашу танцующую фигуру. В проплывающих облаках я видел ваш профиль. Оказавшись здесь, у ваших ног, никогда в жизни я не был так счастлив. Аромат ваших духов сводит меня с ума, я просто боюсь сделать что–то безумное и разрушить прелесть возможности созерцать прекрасный образ. Обожание и любовь дают возможность говорить слова никогда ранее не произносимые. Разве Вы не видите искренность моих слов.