Когда хватка немного ослабла, и я смогла обернуться, чтобы точнее подстроиться под своего любимого, русский снова меня напугал. Закатив глаза, он скрежетал зубами и выдавливал из себя слова. Сначала я не могла понять, а потом четко услышала имя. Сердце моё оборвалось. Холод сковал тело. А ведь где–то была потаённая мысль, что не я, а кто–то может приворожить моего любимого. Но не думала, что так быстро такое может произойти.
— Малика! — захрипел русский. — Малика! — Казалось, в самое ухо выдохнул слово ненавистное. Имя соперницы моей. С той, с кем я даже состязаться не могу, ибо не равны мы перед Богом и судьбой. Слезы крупные полились из глаз, и не в силах я была остановить их. Не видел никто слез моих. Не пожалел и не утешил. И высохли глаза мои. Запылали гневом.
Счастья захотели? Лебединого?
Будет вам счастье.
Будет.
Скоро.
Глава 9. Зарево
Вторую седмицу жили мы с Иваном в большом сарае. Добротное строение, возвышаясь над всеми, выглядело много лучше покосившихся куреней, имело несколько выходов и давало хороший обзор сверху. Спали, зарывшись в заготовленное с лета, сено. Тепло. Запах душистой травы напоминал родную станицу и время отрочества.
Поручик «лечился» во всю ивановскую. Днём спал, когда один, а когда и болгарка вертлявая его навещала. По вечерам ходил страдать по турецкой барышне в господский дом. Там и ужинал. Нашел себе занятие, будто и войны кругом не было.
Вшнипылся в эту турчанку, как чёрт в сухую грушу! С разбегу, до искр из глаз!
Может у графъёв так принято. Грезить об одной, а солому мять с другой. Ох, накажет Бог… Неправедная жизнь всегда боком выходит. Такие грехи одной молитвой не замолишь.
С девками как–то справлялся, а вот верхом ещё ему рановато, к тому же иногда пугал меня, падая на колени, зажимая голову руками. Выл тихонько, вращая покрасневшими глазищами. Если не знал, что контузия, решил бы, что падучей страдает. Ну как с таким к своим пробиваться, подведёт в самый неподходящий момент. Только и тянуть уже дальше нельзя — негоже отсиживаться при наступлении, не про нас.
Сарай я сам выбрал, можно было в любой хате квартировать, хоть в болгарской, хоть в турецкой. Можно в воинском доме, но не хотел я свободу свою ограничивать. Мало ли куда мне ночью понадобиться отлучиться. Да и потеряться, если что, из сарая было легче. Только лошадей своих добыть нужно было.
Целый день мотался по окрестностям, выискивая следы и выслеживая группки дезертиров. Попутно охотился по мелочи. Болгарам запрещалось охотиться и дичи хватало. Иногда готовил сам, но чаще отдавал в любую хату, потом приходили снедать вместе с поручиком. Дичи всегда приносил больше, чем нужно на двоих, к тому же шкурки оставались хозяевам, так что все были довольны.
Группки попадались пешие. Небольшие и не страшные. Оружейный запас быстро бы вырос в небольшой арсенал, если бы не раздал винтовки гайдукам, да крестьянам из знакомого села. Безоружных турок не трогал. Иногда, по ночам одиночки пробирались к крайним хатам, просили еду. Им давали. Жалели.
В целом, жизнь в имении успокоилась. Неспешные дела местных жителей вернулись на круги свои. Мирные крестьяне занимались скотиной, да делами домашними. Гайдуки же теперь, с новыми ружьями, когда возвращались со своих постов в имение, раздувались от гордости. Защитники, едрёна вошь!
В болгарском селе тоже сколотил самооборону в десяток стволов. Каждый день, хоть час, старался заехать, обучить крестьян воинской науке.
Поручик, заворочался в сене, подпёр рукой голову:
— Николай, как вы до Сербии добрались?
Я вздохнул, неймется Ивану, не избежать вопросов.
— Одна дорога там.
— Какая?
— Морем, вместе с паломниками.
— Младший брат — моряк, писал, освободим от турок христианские страны, откроется короткая дорога через тёплые моря, хоть в Европу, хоть в Африку. Единое христианское пространство от Тихого океана до Греции.
— Ну, не знаю, на счёт единого, нужно хорошо поработать. Сербский народ расколот тремя разными религиями, а ещё там магометане босняки и албанцы. Болгарию ещё не освободили, а среди болгар разговоры, что сербский Ниш, это Болгария. Если наш Государь, не возьмёт эти земли под твёрдую руку, как Кавказ, здесь сто лет порядка не будет. Вон, приказчик несколько раз интересовался, когда русские придут, чьё имение будет.
— Странные вопросы!
— Ничего странного!
— Как чьё? У него хозяйка есть. — Я всё еще не понимал, почему у управляющего могут возникать подобные вопросы.
— Турчанка? — протянул я.
— Конечно, она! Что, у нас в России богатых иноверцев нет? Станет подданной не Османской Порты, а того, что тут будет, не знаю. Кто же дворян обижает? Что у них во владении, то вечное. То за заслуги получено или куплено. Может здесь республика будет, как Франция или королевство болгарское. Грабить государь Император не позволит. Эта война за Веру, а не за сало.
— Хорошо сказал! За Веру.
— Так правду, поэтому и понравилось тебе. Какое может быть сало, если война освободительная?
Я подобрел, невольно заулыбался. Сглотнул.