Золото Плевны

— О, Вань, какое у меня дома сало! Да с чесноком! А девки какие! Да лучше казачек никого нет! Враз турчанку забудешь! — я подмигнул. — На фортепиано играют, стихи французские декламируют, а верхом, извините граф, не хуже вас держатся. Хоть рысью, хоть аллюром. А надо так и шашками начнут махать.

— Да ладно тебе, — добродушно посмеялся поручик, — я в училище всегда призовые места брал по джигитовке. Тоже сказал: девки лучше меня в седле держатся! Не верю.

— Ну, и не верь, — насупился я. — Только я врать не умею. Не научен.

— Ты лучше про черкесов расскажи, как у вас сейчас с ними.

— Линии держим*. Тысячных набегов уже нет. Сотенные редко, а так… Десяток–другой абреков проползут, как ужаки. Табун угонят или стадо, мы к ним отбивать, с обязательным прибытком. Невинные, скажешь, пострадают? Нет невинных. Через земли свои пропустили, кормили, укрыться помогали? Так что всё по справедливости. Черкесы разные. Есть мирные, христиане есть. Есть православные, но в основном иноверцы. Если б османы не настрополяли, давно мир был. Народ отважный и по–воински умелый. Струсить черкес может только тогда, когда точно соплеменники не видят, иначе позор на весь род, а память у них длинная. Но если задружишь с черкесом, кунаком станешь, никто из его соплеменников худо тебе не сотворит. Беда, что народностей около тридцати, а языков ещё больше. Друг с другом или по–турецки, или по–русски договариваются. Когда деды наши по повелению матушки Екатерины с Днепра на Кубань перебрались, в местах, Суворовым указанных, крепости стали строить и крепостицы, многое перенимать у черкесов. Одежда у них удобнее. Они же, от века в этих местах жили. Обычаи некоторые, сноровку конную переняли. Их приёмы рубки соединили с казачьим умением, тоже веками выкованным.

— А, правда, что обреки с кинжалом, вблизи весьма опасны? — загорячился Иван, привставая. Уж больно сомнительно ему было очевидное. Видно раньше много рассказов слышал, да не видел никогда.

— Истинно так, — заверил я и перекрестился.

— Даже против шашки?! — усомнился поручик и головой покрутил, словно в кителе, и ворот сильно давит. Я улыбнулся:

— Бери шашку, давай вниз.

Нож, даже в ножнах, короче кавказского кинжала. Покажу, что знаю.

— Руби!

— Как? — с готовностью отозвался граф, желая подыграть. Такому лишь бы рубить. Дай только команду и волю.

— Как хочешь. Руби. Да не переживайте, господин поручик, я знаю, что говорю, — снова улыбнулся я, подбадривая «противника».

— Ну, смотри! — довольно пробормотал граф, наверное, решив меня проучить и показать что–то хитрое из своих коронных приемов, тех, что в училищах учат, а не на войне.

После нескольких неудачных попыток, Иван опустил свой трофей и опёрся спиной на сено. Задышал тяжело. Утер пот со лба. Глаза его лихорадочно блестели.

— Рановато мне ещё железом баловаться, но вообще — здорово! Научишь?

— Можно, только зачем это тебе. Стреляешь неплохо. Пуля всё одно быстрее. Давай наверх. Собраться мне нужно.

— Николай Иваныч, давно спросить хотел, зачем вы в Сербию подались, я так понял у вас и дома хлопот хватает, раз Государь Император ни одной части с ваших линий в Болгарию не взял.

— Расскажу, но только когда к своим пластунам вернёмся. Всё расскажу, только тебе одному всё открою. Истинной цели даже земляки не ведают. Давай, граф, лезь.

— Что так рано, куда тебе торопиться — до ночи далеко.

— Лошадей добрых добыть нужно. Вся загвоздка в них. Не на этих же клячах к своим выходить. Однако, сколь езжу, даже следов не видел. — Я потер переносицу, чувствуя за собой вину, что не могу найти лошадей, как не стараюсь. Нахмурился, когда увидел легкую улыбку графа. Оно и понятно, может я для него и герой–лазутчик, но сам–то я грыз себя изнутри за невезение. Чтобы уйти от больной темы, продолжил.

— Я, тут покумекал, в сторону Софии нужно уходить, к казакам Гурко. От Софии османам одна дорога, к сторожащей Шипку армии Османа–паши. Не сегодня–завтра какая–нибудь турецкая часть на постой в имении расположится. Как они к нашей французской байке отнесутся, не ведомо. Не желаю в ощип, как кур попасть.

— Как там наши, небось, отпели нас. Боюсь подумать, что с Прохором, — загрустил Иван. — Если еще и матушке весточку подали.

— Голубями что ли?

— Николай Иванович, шутки ваши не уместны.

— Прости, казака. За старика не боись, Гриц Прохору пропасть не даст. Будет, как за каменной стеной. Еще и барсука не бось добыл, и кашу сварил, Грицко он такой, ворчит, а старость уважает.

— Если сам Грицко вырвался тогда, — с сомнением в голосе сказал поручик, — из этого чёртова ущелья. Как вспомню… демоны, демоны. Кругом демоны. Из камня, из земли выходят и сеют вокруг смерть. Страшно. Думал, пули их не берут, когда стрелял.

— Но стрелял же?

— Стрелял.

Я кивнул, продолжая:

— И попадал. Не было чертовщины никакой, то домыслы твои, фантазии. Господь бы от нечистого уберег. Против людей бились. Просто воины черкесы искусные, умеют маскироваться — горы для них дом родной.

— Да понимаю я, — вздохнул Иван, — тогда страшно было.