Вынимая из кармана стаканы, доктор присел рядом. Бегло осмотрел голову. Поморщился, делая какие–то выводы. Видя, что я за ним наблюдаю, улыбнулся сразу. Оттопырил большой палец. Посмотрел, свежа ли повязка — казак поутру крутил, прикладывая к заживающей ране на спине бальзамы знакомой ведуньи. Встряхнул бутылку, показывая чистоту напитка, и стал разливать в стаканы свой плохенький напиток с дымком, Мыкола, так его сразу, паленкой назвал, как только первый раз запах учуял. Где сейчас казак? Мне бы с ним ехать. Надоела немочь.
— По чуть–чуть, в медицинских целях — сказал доктор, заискивающе улыбаясь, протягивая мне половину наполненного стакана.
Что надо? Зачем пришел? Вопросы вертелись в голове, но ответ еще предстояло выяснить. Я вздохнул, принимая стакан.
— За вечную дружбу наших народов, — напомнил лысоватый хитрец, — до дна.
— Давайте выпьем, мэтр, за Ваших замечательных учителей, — предложил, тайно надеясь увести разговор в сторону.
— Какое прекрасное время было, я Вам уже рассказывал, что учился в Сорбонне. Париж. Девушки. Вино. Здесь, — он похлопал себя по макушке, — копна густых, непокорных волос. Здоровья хватало на бессонные ночи с вином и девушками, а утром под строгими профессорскими глазами резать трупы и латынь, латынь, латынь. Но Ваш фокус с гасконским диалектом, я раскусил сразу. У меня было много друзей с юга Франции.
— За Сорбонских профессоров, до дна, — эхом отозвался я, выпивая и закусывая аппетитными кружками с творогом.
— За молодость!
— Ух! Как вы такое пьете?!
— Быстро, и чуть–чуть морщась! — Доктор торопливо налил по второй. Не уверенно предложил. — За дружбу народов?
— Сударь, не таите, зачем пришли?
— Беспокоюсь о вас.
— Так ведь на поправку иду, сами говорили, что теперь мне доктор не нужен, — недоуменно сказал я, понижая голос, и переходя на доверительный тон, — мы вот решили, что пора уходить.
— Правильно решили! Я потому вас и навестил! — горячо начал доктор. — Русский корпус так наступает, что стали появляться турецкие части! Уходить вам надо немедленно. Не ровен час, перекроют войска дороги или какая–нибудь часть займет имение — быть беде! Раскрыть могут вас! Тогда горе всем и мадмуазель Малике.
— Да, знаю, — поморщился я.
— Будь здоров! — На ломанном русском сказал доктор и приложился к бренди. Выпил до дна.
— Уйдем скоро. Ночью, утром — не знаю. Добудет мой друг коней и уйдем.
— Хорошо, — сказал доктор и вдруг поник головой, захлюпал носом. Напился что ли? Не похоже. Быстро слишком. Уж больно натурально всплакнул.
— Просить вас хочу об одолжение, шевалье.
— Любезный, отблагодарю. Денег пришлю с первой оказией. Не волнуйтесь.
— Нет, — доктор замотал головой, — не надо денег. Просить о другом хочу!
— Слушаю, — осторожно сказал я.
— Шевалье, оставьте шельму. Привык к ней, сил нет. Не забирайте с собой. Как сами–то выберетесь неведомо, а вдруг с турками столкнётесь. Пропадёт девка ни за что, сгинет моя шельма–вьюнок.
— Шельма? — Сначала не понял я.
— Иванку мою. Она же вещи уже неделю собирает! Не таится! Смеётся надо мной! Говорит, как ей хорошо с русским будет. Боюсь, пристрелить смогу! Или зарежу, — совсем тихим голосом закончил старый философ.
— А как же гуманизм и человеколюбие?
— Оставьте, шевалье, доктора, даже такие образованные как я, всё равно остаются людьми, не чуждыми обычных человеческих чувств и поступков.
— Что–то когда во мне железками своими ковырялись, не заметил у Вас человеческих чувств.
— Это как раз профессиональное, я про другое…
— Уж, не про нежные ли чувства? Вы, о любви? — опешил я.
— Любовь — химия. Нет любви, — вздохнул доктор. Поболтал бутылку, на слух, определяя, как много осталось содержимого, — понял, что скучно без нее станет. Беспросветно. Дни без солнца. Тоска. Привык я к ней. Без нее со всем сопьюсь. Мне тут и поговорить больше не с кем. У Вас вся жизнь впереди. Зачем она вам, шевалье?
Я вроде призадумался,
— Ну. Э… Не зачем, — согласился я с доктором. — Чудная больно. Оставлю.
— Правда?! — изумился медик.
— Истинный крест, — я перекрестился. Доктор повеселел. Поверил. Я и не думал его обманывать.
— Должен же я вам, в конце концов, — успокоил я его, и сам протянул стакан.
9.2
К дороге я решил править полем, но постовые у развилки, стали сигналить одетыми на винтовки шапками.
— Конный отряд, вон там, час назад прошёл шагом. Нас не заметили.
— Тамам, тещиккурле. Хорошо, спасибо.
Теперь нужно принять решение. С одной стороны, нужно запутать следы, чтоб непонятно было, откуда взялась моя кобыла на дороге, но так я рискую не догнать этот отряд. Азарт пересилил осторожность. Я направил свою животину напростец, по полям, на перехват чужих конников.
Нашёл и двинулся по цепочке следов от подков. Следы круче и круче забирали в сторону позиций 3‑й армии Османа–паши. Значит не дезертиры, ну мне–то разницы никакой. Хуже, что следы вели в сторону то ли большого сада, то ли небольшого леса. Во всяком случае, из–за деревьев, увидеть верховых было нельзя. Я же в белом поле был как на ладони.