Золото Плевны

Глава 10. Огонь

— Малика, не мешай, лучше принеси коробку с булавками. — Тётушка Йомур, прихватывала на «живую нитку» только что полученное из Бухареста ослепительной красоты, платье. Я совсем не понимала, зачем такое прекрасное платье ушивать и подшивать, но тётушка, красная, распаренная, хоть одета только в нижнюю юбку и рубашку без рукавов, вертела маму в разные стороны, всё закалывала нежно розовую материю, потом делала сколько стежков.

— Сестрица, когда супруг увидит тебя, он никогда не покинет тебя, даже на миг.

— Что мы не делаем сестричка, ради мужчин, они пристёгивают сабли и уходят на войну, оставляя нас в слезах и вечной тревоге.

— Какой тревоге, мамочка?

— Не мешай, доченька, а то тётушка Йомур уколет меня булавкой.

— Тогда тебе будет больно? Кровь потечёт?

— Вот я сейчас тебя уколю, поглядим, — добрейшая тётушка, баловавшая меня больше мама, сделала вид, что уколет меня, а я, притворившись напуганной, с криком побежала на балкон.

Внизу бегала прислуга, изредка доносились крики:

— Хозяин едет!

— Папа, мой папочка едет, — под крики мамули, — лазоревое несите! — Я, побежала вниз. Няньки бестолково метались по женской половине. — Хозяин едет!

Кто — то бежал на кухню, старая Сайжи, задыхаясь и потея, волокла кипу одеял. — Хозяин едет! — А я, уже слышала звонкий цокот копыт. Оборвалась на полуслове старинная грустная песня. Засуетились. Замахали рукавами чёрной одежды, дальние родственницы и приживалки, превращаясь в миг, испуганными воронами. Глухо ухнул выроненный, потёртый временем выцветший бубен. Старая Джан, поднеся козырьком руку к подслеповатым глазам, всматривалась в размытую фигуру приближающего всадника, скачущую между высокими тополями. Другой рукой она постаралась ухватить меня за худенькое плечо. Но где там! Кривые пальцы, как поломанные зубья грабли прошли несколько раз в заветных дюймах, загребая и хватая воздух. Минула ещё кого–то в чёрном, желавшем преградить мне путь, широко расставив руки. Как только загнутый носик красной туфельки вступил на первую ступеньку, догнал мамин голос:

— Вернись, Малика!

— Мой папа едет! — закричала я им, давая осознать, что первой отца, встречу я и никому, даже маме не уступлю радость встречи. Мама сразу изменилась в лице и распрямилась. Не глядя на меня, она повелительно поманила к себе, уверенная в моем беспрекословном подчинении. Я отрицательно замотала головой, пугаясь своему поступку, и решительно побежала вниз по ступеням — папа защитит и не даст в обиду нянькам, на то я и любимая дочь — сам не раз говорил. Всадник влетел в ворота. За гарцевал по двору. Нарушая сложный рисунок серого камня и, создавая вихрь. Пожухшая листва закружилась вьюнами. Морская соль, опадая с его сапог, смешиваясь с пылью, искрилась, вставая столбами, добавляя в сказочную картину волшебства. Я, замерла, прикрывая в восхищении рот ладошками, ловя каждый застывший миг. Я знала, знала — мой папа волшебный принц, владыка сказочного края. Самый старший джин уступает ему дорогу, боясь отцовского гнева. Папа вернулся, опять мы будем жить в сказке. Я ведь всегда в это верила. Черный жеребец — боевой конь страшно фыркал, перебирал тонкими ногами, прял ушами, готовый топтать робкую челядь. Новое место ему не нравилось. Злоба выходила из дикого животного толчками. Папа удерживал дьявола, натягивая богатую уздечку. Вертелся, высматривая маму. Вот увидел. Подскакал к балкону. Закрутился на жеребце вьюном и, вдруг выхватил ослепительное золотое жало шашки. Занес над головой, протыкая небо. Мама охнула, кажется, теряя сознание.

— Смотрите все! Это подарок султана! Это особая честь! — кричал отец. Восхищенный гул голос полз по двору, нарастая комом. Гайдуки заволновались, услышав известие. Айдын–бей, десятник охраны и верный слуга отца, первым не выдержал, выхватил огромный пистоль из–за пояса и выстрелил над головой. Жеребец дико заржал, становясь свечкой. Отец лихо справился с конем, кинул шашку в ножны и, увидев меня, подскакал к лестнице. Решительно протянул руки. Я колебалась, первый вдох и потом кинулась в объятия. Отец подхватил, усадил впереди себя и под причитания мамки и теток, под улюлюканье гайдуков, жеребец нас вынес за ворота на дорогу.

— Куда мы, папа? Куда? — прокричала я тонким детским голосом. И странно было, человек, обласканный и отмеченный самим султаном за военные подвиги и победы, вдруг радостно засмеялся и ответил звонким голосом родного отца:

— Вперед, дочка. Вперед. Навстречу к солнцу.

10.1

Сладкие воспоминания, прервал слабый стук в дверь. Тётушка Сайжи, все такая же старая и нисколько не изменившиеся, хотя прошло добрых десять лет, вскинулась и уставилась на вошедшую девушку, щуря подслеповатые глаза. На лице ее мелькнуло изумление, которое она тут же скрыла за привычной маской брюзги. Заворчала.

— Входи, Иванка. Входи, — подбодрила я служанку доктора, слегка хмурясь, почему с кухни прислали именно ее. Забыли запрет? Так надо напомнить. Осмелели болгары. Глаза, при встрече, не опускают.

— Кофе, госпожа. Как вы любите.