Золото Рюриков. Исторические памятники Северной столицы

— Про иконы? — улыбнулся Порфирий. — Про иконы можно. На одной из них Миловидная Богоматерь, уверенная в будущем своего младенца. Суровым, но проницательным дедом выглядит Иоанн Предтеча. Индивидуальность и своеобразие лиц на доске «Мученик с мученицей». Античные приемы видны в изображении на самой большой и древней восковой иконе, сделанной на сикоморе. Особое впечатление вызывает двойной портрет «Святые Сергий и Вакх». Становится жаль этих симпатичных и открытых миру людей, безвинно погибающих в мучениях. Чувство доброты и красота на их лицах. На шеях мучеников небольшие железные обручи, называемые гривнами. По легенде они были надеты на них по приказу византийского императора Максимиана, чтобы водить Сергия и Вакха в женских одеждах на посрамление Риму.

— Нет, — покачал головой Успенский, — не были бы эти картины древними, великими, если бы не тронула их сила искусства и мастерства христианских живописцев в свежести красок и легкости письма, выразительности, свободы моделировки.

— После такой оценки византийского искусства я боюсь вам свои работы показывать, — проронил Иван.

— Не бойтесь, молодой человек, — усмехнулся Порфирий, слегка подтолкнув локтем Алексея Ивановича. — У вас надежный защитник.

Обмениваясь шутками, они поднялись от стола. Порфирий поблагодарил хозяйку за угощения. В дверях остановился. Смущенно улыбнулся:

— Уж больно пироги у вас мне понравились. Не откажите в любезности, пока мы картины смотрим, напишите рецепт. Премного благодарен вам буду.

* * *

Мольберт стоял возле окна. Дневной свет падал на лики святых, облаченных в длинные одежды. Их поступь была легка, словно не шли они, а летели по воздуху. Казалось пройдет минута, другая и они вот-вот сойдут с полотна.

— Вот она, манера византийского письма! — неожиданно вырвалось у Порфирия, умеющего всегда и везде сдерживать свои эмоции.

— Я говорил вам, ваше преосвященство: сын занимается исключительно древней живописью. Его стилю характерен простор, обилие красок и, как вы заметили, византийская легкость письма, — согласился Травин, едва сдерживая внутри себя и не давая выплеснуться наружу сладкое волнение от похвалы.

Картин было четыре. У каждой они задерживались подолгу, придирчиво рассматривая творения молодого Травина. Иван сохранял внешнее спокойствие. Иногда от похвал вспыхивали щеки, загорался блеск в его глазах.

В стороне стояло еще одно полотно, закрытое темной тканью.

— Незавершенная картина? — поинтересовался Успенский.

— Не совсем, — замялся Иван. — Просто это не в византийском стиле, так себе, вольный рисунок.

— Интересно, — Порфирий посмотрел на Александр Ивановича. — Вы и сами, наверное, не видели художество?

— Признаться, нет, — поджал нижнюю губу Травин. — Я давно сюда не заглядывал.

— Если это не секрет, то будьте любезны… — певуче произнес священник.

Лицо Ивана, еще несколько минут назад светившееся от радости, потемнело, в глазах появилось выражение обреченности, будто юношу застали за каким-то постыдным занятием. Он посмотрел на священника в надежде, что тот не повторит свою просьбу, но, встретив его пронзительный взгляд, нехотя снял с картины завесу.

— Кто это? — воскликнул отец, не отрывая взгляда от портрета молодой девушки в ярко-розовом платье с белой кружевной вышивкой по вороту.

— Студентка, — тихо ответил Иван, но замечая, что ответ отца не устраивает, смущаясь, добавил. — Учимся на одном факультете.

— Обаятельная девушка, — причмокнул Успенский, подходя вплотную к портрету. — Лицо открытое, доброе.

— Она здесь была? — спросил Алексей Иванович и, сообразив, что спрашивать об этом глупо, перефразировал вопрос. — Как давно вы знакомы?

— С третьего курса, — буркнул сын. — Я ее маме показывал. Она ей понравилась.

— Вот те на, — хохотнул Травин. — Сын второй год встречается с девушкой. Знакомит ее с моей женой. А я и знать не знаю об ее существовании.

— Я несколько раз пытался с тобой заговорить о К атерине, но ты каждый раз отмахивался, говорил, мол, потом как-нибудь, — вспыхнул Иван.

— Бросьте вы, Алексей Иванович, по виду можно определить: девушка из приличной семьи, благовоспитанная, — вступился за молодого человека убеленный сединами архимандрит.

— Благовоспитанная девушка, говорите? — не уступал Травин. — Видел я тут одну молоденькую институтку с таким же благородным лицом. Я с трудом пробирался по тротуару, как раз возле университета. Он весь был забит студентами. Они митинговали. И больше всех кричала этакая красавица, — он посмотрел на сына. — Ты, Иван, случаем третьего дня не был там со своей знакомой?

— Что вы, папаша, — отпрянул от отца сын. — Катя из культурной среды. Ее отец работает инспектором в департаменте просвещения. Третьего дню она была здесь, — он указал на кресло, стоявшее возле окна.