Читаем Золото Рюриков. Исторические памятники Северной столицы полностью

«Ваше Сиятельство уведомлено, — писал владыка, — что протоиерей Григорий Дебольский пригласил еще Гавриила Яковлева, известного духовному начальству по занятиям его в Санкт-Петербургском Воскресенском женском монастыре, который нашел сумму сметы увеличенную и по его соображениям достаточно было на исправление образов около 2000 рублей».

На письмо владыки тут же откликнулся реставратор Петр Соколов:

«Вследствие отношения Новгородского и Санкт-Петербургского митрополита Исидора в Совет Академии художеств реставратор Соколов имеет честь объяснить — надо на реставрацию 2200 рублей серебром. За означенную работу можно и 1750 рублей и исполнить соответственно».

Ответа от Исидора не последовало. Замолчал и Григорий Дебольский.

* * *

Порфирий ходил по келье, заложив руки за спину, не обращая внимания на Алексея Ивановича, застывшего на входе возле массивной дубовой двери. Травин и сам был не рад новости, которую принес архимандриту: протоиерей Григорий Дебольский известил Академию художеств о начале ремонтных работ в соборе, которые не позволяли заняться реставрацией икон.

— Что замер аки баран перед жертвенным огнем? — сердито бросил Порфирий, остановившись напротив Алексея Ивановича. Взял его за руку и провел вглубь кельи, к столу, заваленному книгами. По дороге что-то бубнил себе под нос, словно репетируя выступление. Когда же усадил гостя, высказался:

— Меня не ремонт купола страшит. Ремонтировать когда-то тоже надо. Боюсь я, кабы под шумок не пришли в К азанский собор алчные люди и с помощью Дебольского не получили бы деньги, которые по усеченной смете таки выделят. И не думай, — махнул он рукой, не давая Травину возразить. — У меня нет даже малейшего сомнения в порядочности Григория Дебольского, а тем более митрополита Исидора. Оба честные, хоть и своенравные.

— А вдруг?.. — попытался вставить Алексей Иванович.

— Исидор опрометчиво поступать никогда не станет. Этот иерарх безупречной строгой жизни. Отличается личным благочестием, — неторопливо начал Успенский. — Нет у И сидора самостоятельных воззрений на дела церковные. Во всем подражает московскому митрополиту Филарету. Держится недоступно, величаво, а порой и грубо. Что же до Дебольского, то по призванию своему он педагог. До принятия сана преподавал немецкий язык и всеобщую историю в Тверской духовной семинарии, в последующие годы Закон Божий в Александровском сиротском доме, коммерческом училище, Инженерном училище морского ведомства и Царскосельском училище девиц духовного звания. Человек вовсе далекий от хозяйственных дел. Все больше по наукам, как, впрочем, и я.

— Выходит, ждать будем? — качнулся вперед всем телом Травин.

— Какое там ждать! Спешить надо. Опережать других, — возмутился Успенский. — Сейчас же поезжай домой, бери бумагу, перо и садись за письма профессорам Академии. Пойдешь с письмами к ним, и каждому будешь показывать образ Божией матери с младенцем наполовину тобой очищенный, чтобы видели они, какой была икона, и какой стала.

— Что вы, ваше преосвященство! Надо еще с мыслями собраться, — возразил Травин.

— Мысли всегда должны быть собраны, — нахмурился Порфирий.

Попрощавшись с Травиным, отец Порфирий достал с верхнего ящика стола дневник, к которому по возвращении в Россию обращался редко. Разговор с художником об образах и картинах, подвергавшихся порче в Казанском соборе, задел его легкоранимое сердце. При Алексее он не подал виду. Теперь же, оставшись один, он снова думал о давно наболевшем, взывающем к справедливости попирании правды и неспешно выводил на бумаге слова откровения, давно уже обдуманные им:

«Антоний, Илиодор, Гедеон, вы, члены Синода, и вы, графы и превосходительные чины канцелярии, и вы не боги, ибо нет в вас правды, милости и провидения. Долой с пьедестала! Ах! Эти мраморные статуи вооружены крепко. Не могу я расшибить и испепелить их. Это камни, но не те, от которых Бог может воздвигнуть себе чад».

* * *

На Невском проспекте пролетку, на которой ехал Травин, остановили жандармы, посоветовав изменить маршрут. Возле Владимирской церкви — опять заслон жандармов, а за их спинами гудящая разноцветная толпа.

Там и тут, где громко, где тихо, слышались реплики прохожих, из чего Алексей Иванович узнавал — на Невском проспекте и здесь митингуют студенты. Рассчитавшись с возницей, он попытался проникнуть на площадь, но вынужден был обходить ее дворами.

Большая толпа молодых людей с голубыми воротниками и такими же околышками на фуражках поворачивала на Колокольную улицу. Среди студентов видны были партикулярные платья, офицерские мундиры и форма медицинских студентов. Они толпились возле одного из домов и громко кричали.

В хаосе криков отдельных голосов не разобрать, но жесты, махание платками, палками, шляпами свидетельствовали об исступлении, в каком находились молодые люди. Слышались выкрики:

— Господа, без скандала!

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза