Золото сечи [СИ]

— Если кто появится — знак нам дай! — сказал Игнат часовому, проходя мимо него.

Тот кивнул. Кошевой атаман отвернул полу кунтуша и достал из внутреннего потайного кармашка ключ.

Особого впечатления бочонки с драгоценностями на Игната не произвели, и картин находящегося в них богатства его воображение не рисовало. Он воспринимал их как обузу, за сохранность которой на нём будет лежать ответственность как минимум до следующей весны.

Вчетвером они загрузили бочонки в телегу и стянули их верёвкой. После этого Никита Корж произнёс заговор: "Как ни одна сила на земле не может поднять Алатырь — камень, лежащий на острове Буяне, так и не один ворог не отымет взятое мною. Как потеряет он взятое мной, так и будет он бежать в страхе в края свои, так забудет дорогу ко мне. Слова мои — ключ, дело мое — замок. Ключ потерян в океан-море. Как ключ не найти, так замок не открыть". Возница занял своё место, телега выкатила за ворота внутреннего коша и скрылась от взоров провожавших.

Ранним утром 4 июня генерал Текели, взяв с собой Орловский пехотный полк под командованием полковника Языкова и небольшую часть конницы под командованием барона Розена, занял внешний кош Сечи и выставил караул у двадцати захваченных пушек. Все Запорожские паланки — восемь административных округов с небольшими укреплениями — к тому времени были уже заняты царскими войсками.

Высокий, не склонный к полноте Пётр Текели, казалось, за последние дни ещё больше похудел. Бывший сербский гранычар, а теперь генерал русской армии, переживший ликвидацию гранычарских формирований австрийскими Габсбургами, он превратился в исполнителя подобного же деяния, которое российские Романовы осуществляли в отношении запорожского казачества, и сильно переживал. Он прекрасно понимал, что без крови проникнуть во внешний кош удалось лишь благодаря тому, что казаки спали после празднования завершения недели Зелёных святок и наступления праздника Троицы, и не ожидали подвоха со стороны царских войск. "Если не удастся убедить сечевую старшину, — думал Текели, — внутренний кош без крови не взять. Сколько там их? Тысячи три?".

На следующий день, так и не дождавшись, что сечевая старшина сама пожалует выйти к нему, генерал направил во внутренний кош подполковника Мисюрева, чтобы тот вызвал кошевого атамана.

Атаман Калнышевский к палатке генерала, расположенной в лагере на открытом месте в двух верстах от внутреннего коша, прибыл с хлебом-солью и большой свитой из своих старшин — судьёй Кацапом, писарем Глобой и куренными атаманами со всех 38 куреней. К тому моменту вопрос переговоров для атамана был уже решён — находившийся в Сечи запорожский архимандрит Владимир Сокальский помог ему убедить казаков покориться императорской воле.

Переговоры были не долгими — Текели зачитал сечевой старшине манифест Екатерины II "Об уничтожении Запорожской Сечи и о причислении оной к Новороссийской губернии", после чего Калнышевский объявил о добровольной сдаче Сечи. Два Петра — Пётр Калнышевский и Пётр Текели проследовали во внутренний кош.

В кош Текели взял с собой лишь нескольких офицеров и небольшой отряд из донских казаков для взятия под охрану сечевых хранилищ и канцелярии. На войсковой и пороховой погреба были отправлены офицеры, а в хранилище казны Калнышевский повёл лично генерала Текели. Убедившись в наличии казны, довольный генерал подозвал сотника донских казаков. Рослый, с большими, закрученными вверх, чёрными усами, Епифан вмиг очутился рядом и принял строевую стойку.

— Сюда не менее двух часовых поставь! — распорядился Текели.

По знаку Епифана двое казаков тут же встали у дверей.

Затем генеральский денщик приладил верёвки с разогретым сургучом к крышке вскрытого бочонка и к двери хранилища, и Текели лично приложил печать.

"Только бы здесь не вздумали запечатанные проверить, а завтра я буду уже далеко", — подумал Калнышевский.

— Пожалуйте в мой курень пищи нашей отведать, — пригласил он генерала.

— Ну, пойдёмте, отведаем.

Угощение оказалось самым разнообразным: запечённый с гречневой кашей поросёнок, запечённый в сметане сазан, жареное мясо молодого барашка на косточке, пиво…

— А что же вы из деревянной посуды едите? — удивился Текели. — Такая хорошая пища, а едите из корыт. Отпусти мне, атаман, одного из кухарей, кто такую пищу вкусную готовит! — обратился он к Калнышевскому. — Я ему хорошее жалование положу. А тебе дам два блюда каменных[18] и каждому твоему куренному атаману по одному блюду.

— Хоть с корыта, да досыта, а хоть с блюда, да до худа! — сказал присутствовавший на обеде куренной атаман Строц.

— Благодарю за пословицу! — рассмеялся генерал.

— Ни кухарям, ни куренным не атаман я боле, — сказал кошевой, глядя ему в глаза. — Что со мною-то будет не ведаю, не то, чтобы ими распоряжаться.

— Чего так грустно, атаман? — ответил развеселившийся Текели. — Ты человек знатный, не бедный, где захочешь, там и поселишься.

После обеда генерал приказал разбирать Сечевые укрепления, а пушки и ружья запорожцев собирать в обозы и опись изъятого составлять.