…Итак, экспедиция почти завершена. Точнее, завершен первый этап по составлению листа геологической карты. Партия везла с собой на базу, в районное геологоразведочное управление, огромный, но еще сырой материал, который нужно обработать, систематизировать, обобщить. На это уйдет пять-шесть месяцев, а то и больше. Много дней придется просидеть над микроскопами, проверять, уточнять и дополнять то, что хранят полевые книжки, геологические дневники, журналы регистрации образцов.
Дошла очередь и до Q-57.
— После того как мы составим отчет партии, — сказала Кочева, — то нарисуем в красках геологическую карту нашего района. Потом соберется научно-технический совет, обсудит и утвердит отчет и карту. Отчет сдадут на хранение — не на год, не на десять: отчеты геологических партий сохраняются вечно. А карта поступит в типографию, в печать. Лист в сто двадцать квадратных сантиметров, и на нем будет напечатано: Q-57. Что же такое Q-57? Для составления геологической карты мира земной шар разбит условно по международному соглашению на листы-сектора: по меридианам они обозначены цифрами, начиная от Гринвича, а по параллелям — латинскими буквами, сектор, в котором работала наша партия, — пятьдесят седьмой и находится на полосе Q. Для всей территории Советского Союза потребуется сто семьдесят шесть листов. Размер нашего Q-57 — тридцать на сорок сантиметров.
РАДИОГРАММА БЫЛА НЕЯСНОЙ
Мы условились с Агеевым, что из Нижних Крестов летим обратно через три дня, в четверг. Но в среду часов в семь утра Иван ворвался в общежитие, где я ночевал, и разбудил меня:
— Вставай. Мигом!
— Сегодня ведь среда. Что случилось?
Вместо ответа Иван крикнул:
— Если через пять секунд не будешь готов, улетаю без тебя.
…Куда мы летели, этого я не знал. На земле не удалось расспросить Агеева: ему было не до меня. Я успел лишь узнать, что где-то на одном из притоков Колымы от молнии серьезно пострадали два геолога. Об этом было сообщено радиограммой. К сожалению, из-за помех не удалось установить точно, где произошло несчастье. И вот самолет летит почти наугад — так по крайней мере мне казалось.
Замечаю некоторые перемены в самолете: появились лебедка, резиновые лодки, спасательные круги.
Агеев сидит за штурвалом, глаза спрятаны за темными стеклами очков, на оправе лежат густые черные брови. Наверное, Иван думает сейчас о том, где же и как искать людей, попавших в беду. Радист тоже озадачен — сегодня в атмосфере помехи.
Под нами фантастическое нагромождение сопок, свинцово-синие ленты речек и ручьев. Тучи прижимают «аннушку» к земле, а дождь то усиливается, то утихает. Если посмотреть на пилотскую кабину, дождь идет «вверх ногами» — капли, подгоняемые воздушным потоком, бегут по стеклам вверх.
Мы летим уже второй час.
Дождь прекратился, выглянуло солнце. Огибаем высокую сопку и выходим в долину. Потянулась извилистая, изрезанная протоками, речка. Теперь и Агеев, и второй пилот, и радист, не снимающий с ушей «лепешки» шлемофонов, всматриваются в землю. Я тоже, прильнул к иллюминаторам.
Там внизу — тайга и мутный поток. Ни человека, ни зверя. Но вот замечаем на берегу четыре лодки. Агеев делает круг. Никто не подает сигналов, люди спокойно следят за самолетом, подняв головы. Нет, машут руками. «Нам машут!» — кричу пилоту. «Отбиваются от комаров!» — отвечает Иван..
Летим дальше. Вот они! По речке движется кунгас, а в нем лежат двое.
Теперь Агееву нужно подыскать где-то ниже по течению подходящую площадку так, чтобы туда как можно скорее приплыл кунгас.
Снова кружит «аннушка», то уходит от кунгаса, то возвращается. Какими долгими показались эти минуты, пока появилась под крылом коса. Сдадимся. Колеса наполовину в воде: коса очень коротка.
Быстро приготовлены тросы и шест, чтобы задержать кунгас: он должен быть здесь примерно через четверть часа.
Агеев садится на высокую корягу, занесенную сюда во время половодья. Теперь можно кое о чем расспросить Ивана.
Оказывается, он летел сюда «по памяти», ибо радиосвязь все время прерывалась. Ориентировался по знакомым сопкам и утесам, а когда вышел на приток, сразу же повернул к верховью, чтобы пройти всю речку от верховья к устью.
— Как же ты определил, куда течет речка?
— По упавшим в воду деревьям: крону всегда сносит течением, поэтому она лежит в сторону низовья.
Потом Иван рассказал и о других ориентирах Колымы, которые сохранила его память.
Пилоты знают, что там, где впадает в Колыму приток Каркадон, в самом устье стоит поселок, недалеко от него на Колыме поднимается остров — утес, похожий на сахарную голову, — нигде в другом месте нет такого утеса; знают, что Колыма изгибается двойной петлей только между притоками Сугоем и Балыгычаном. Приметили также возле Зырянки круглое озеро такой правильной формы, словно его очертили циркулем.
Правда, теперь летчикам почти не приходится пользоваться ориентирами так, как, скажем, до войны. Но ветераны о них не забывают: на Крайнем Севере нередки перерывы в радиосвязи, особенно во время полярного сияния.
Раздался голос радиста:
— Кунгас!