Золото смерти

Земная кора — обратная сторона медали.
А лицевая закрыта зеленой плесенью.
За чьи то преступления нас сюда послали
Под хлесткие удары и каторжные песни.

И вес так важно — и ботинки, и разговоры,

И катанье на моторах и сонные прогулки;
Только несколько сумасшедших взоров
Знают настоящее значенье улиц гулких.

Вот сегодня меня ударит палка,

А завтра камень или скрученная веревка
Я заплюю ненужную весталку
И обниму рецидивистку воровку.

Нет ни одного события без причины,

В густом смешении мы поймем все знаки.
У загоравшейся пыльной лучины
Я сниму кольцо, толстое, как шина,
И забуду о несуществующем браке.

1913

«Игрушечные карлики на звонких резинках…»

Игрушечные карлики на звонких резинках,
Подпрыгивая, доскакивают до потолка:
Сегодня жизнь, а завтра починка
И на черной перевязке белая рука.

У зеленого столика, сражаясь в карты.

Карлики высовывают языки,
А в мое окошко заглянуло солнце марта
И сжало похолодевшие виски.

И возникла боль, но, Боже, не исчезла,

А увеличилась в тысячу раз.
Я карликов бумажных ножницами изрезал
И заплакал, хотя не сразу.

1914

«Глотну, как воздух, яростный огонь…»

Глотну, как воздух, яростный огонь,
Перекрещусь, как в детстве научили…
Все вижу я прозрачную ладонь,
Что гвоздиками к дереву прибили.

И мертвый рот теперь, как мертвый мед. —

Кричи! Кричи! Вонзи копье слепое
В уста, в глаза, в бедро, в огонь, в живот,
Пусть смотрит это небо голубое!

1913

«Склонился к движущемуся ковру…»

Склонился к движущемуся ковру
Людских объедков, шляпок и отбросов.
Я слова сахарного «умру»
Не понимаю. Солнце смотрит косо.
И магазинщики отвесили губу,
И покупатели зажали кошелечки,
Я слова сахарного «в гробу»
Не понимаю. От Финляндских сосен
До волн Каспийских — все один визит.
И как не сумасшествуй, ни грози
Я равнодушен, ветренен, несносен.

1911

«Наклон стены. Отбросы. Дверь гнилая…»

Наклон стены. Отбросы. Дверь гнилая,
Ведущая в уборную, и слизь
Какая то. Собака, чахло лая,
Ждет смерти. Образы слились

В одну мочалку спутанную. Дом

Невероятным кажется, глупейшим.
Из окон визг, пылающей вином,
Измученной любовным горем гейши.

Кошачий запах слаще пряных роз,

Растущих в палисадниках колючих.
О, сколько веточек, морщин и слез.
О, сколько косточек и змей гремучих.

Объято все дрожанием святым,

Несу простор души полузасохшей
И ставши изъязвленным, злым, пустым,
Пью смерти заржавевший ковшик.

1913

«Ножичком, ножичком острым…»