Золото собирается крупицами

Пока староста расхаживал по поселку, Султангали и Загит сидели под замком в сарае урядника, Загит то и дело принимался плакать, и Султангали, с презрением морща губы, отворачивался от него в сторону и старался сквозь щели разглядеть, что творится на улице. К вечеру мальчиков вывели из сарая, связали и положили на дно тарантаса. Спустя некоторое время пришел староста Мухаррам. Он небрежно развалился на сиденье и крикнул сидевшему на козлах работнику:

– Гони!

На ухабах тарантас подбрасывало, и мальчики то и дело сталкивались друг с другом и ударялись головами о доски.

«Ничего, теперь через мальчишек и главного преступника отыщем, – думал староста. – Может, и медаль дадут за такое дело, кто знает? А что, очень даже может статься, что дадут, мне в прошлый раз сказал этот русский начальник: „Старайся и получишь по заслугам!“ У меня служба исправная, чуть что – я тут как тут! Вот и у Хакима ловко я про мальчишек выведал… Получу медаль, повешу на камзол и буду ходить с ней! Вдвое ниже кланяться станут, сразу поймут, с кем дело имеют! Пусть только посмеет тогда меня хоть одна собака „желтой змеей“ назвать… Сгною!..»

Два дня братьев держали в темном и сыром подполье, и все это время Султангали ругал старшего брата, почти не переставая:

– Разиня, головотяпа несчастный! Это из-за тебя меня сюда посадили, из-за твоих бумажек проклятых! Если б не я, знаешь, что бы с тобой отец сделал? Он для тебя такую хворостину при готовил, что быка убить можно! А ты стоишь, сопли развесил, будто я тебя старше!.. Я уже вон как прирабатываю, а ты до сих пор голодный ходишь, как собака, только вшей кормишь… Да если бы мне твою силу, я б таких дел наделал!..

– Каких? – не выдержав, спрашивал Загит.

– Каких, каких! Всяких! Уж я бы всем ото мстил – и отцу, и старосте, и уряднику, всем!..

– Нехорошо драться с отцом… Тебе не стыд но, что ты ударил его!

– Ага, значит, ему можно, а мне нельзя! Ни чего себе, хорошенькое дело! – возмущался Султангали.

– Но ведь он отец тебе! Разве ты не знаешь, что то место, где отцова рука ударила, в аду не горит?

– Мне до ада далеко еще! – подхватывал Султангали. – Я еще здесь пожить хочу, понял? А как до ада дойду, уж я там с ними сумею до говориться, чтоб мне хорошее местечко досталось! Эх, да что с тобой говорить, с сосунком!..

Султангали замолкал, но через полчаса, не выдержав, снова начинал дразнить брата.

– Трус ты и глупый вдобавок! Зачем Хисмата слушаешь? Он тебя до добра не доведет, вот увидишь! Мне Нигматулла агай говорил, что с такими, как твой Хисмат, за решетку угодить – пара пустяков!

– А когда ты его видел?

– Кого? Нигматуллу-агая? Да я каждый день его вижу, тебе-то какое до этого дело? Нигматулла-агай, знаешь, какой человек? Во! —Султангали выставлял вперед большой палец руки. – Он меня, знаешь, как выучил!

– Чему выучил?

– Чему, чему! Какой ты глупый, настоящий тупица! Как будто непонятно, чему Нигматулла может научить…

В первую ночь Загит долго не мог уснуть и проплакал почти до самого утра, сдерживаясь и стыдясь самого себя. Скоро веки его так опухли от слез, что он не мог раздвинуть их, и благодарил аллаха, что в подвале так темно. «Увидит, еще больше смеяться будет! – думал мальчик. – И как он может? Ведь неизвестно, что С нами завтра случится, – вдруг расстреляют, как отец рассказывал…»

Он скоро уснул, но даже во сне что-то тяжелое давило на него сверху, голова, казалось, была стянута железными обручами, – мальчик беспокойно ворочался и вскрикивал.

– Чего это ты? – сказал Султангали, когда он проснулся. – Не заболел?,

Загит обессилено покачал головой. Веки опухли еще больше и сильно болели.

– Отцу больше верить нельзя, – задумчиво продолжал Султангали – Я думал, он промолчит все-таки… Это надо же быть таким дура ком – самому на своих детей наговаривать!.. Сам же говорил – не давай себя бить, мсти, хватай, что попало, и дерись до последнего, а то всегда битым будешь! И теперь сам же обижается, что я его послушался!. Все этой змеюке желтой выложил! Даже то, как я из ихнего балагана хлеб и масло таскал, не постыдился рассказать! А ведь сам же это масло и лопал, и хлеб лопал, и все лопали…

– А с Алсынбаем что там за история была? – устало спросил Загит.

– В амбаре мы у него побывали – я и еще двое ребят, тоже кой-чем поживились!.. Ну, уж если и он сюда свидетелем припрется, не миновать ему от меня «красного петуха»! – мрачно отозвался Султангали.

– Зачем ты так? – поморщился Загит. – И почему ты таким злым вырос?..

– Не скули! Сам размазня и хочешь, чтоб я таким же был? Дудки! Я своего не упущу, что– что, а живот у меня всегда набит едой, не то что твой!

– Дурак, посадят тебя в тюрьму за воровство, и все!

– Это мы посмотрим, кого посадят раньше – меня за воровство или тебя за твои бумажки! – задорно рассмеялся Султангали. —А если и по садят меня, думаешь, я так и буду сидеть? Тут же сбегу! Погоди, дай только из этого подвала выбраться…

Загит промолчал. Султангали подсел к брату, потерся щекой о его плечо и шмыгнул носом.