Золото собирается крупицами

Теперь было уже слышно, как шаркают пилы, с треском валятся деревья, и, хотя Хисматуллу окружал тот же лес, ему казалось, что здесь уже не так холодно, как было в пути. Повалив дерево и очистив его от веток, лесорубы с помощью небольших слег складывали бревна на расчищенную от снега и утоптанную площадку, звали подрядчика, и появлялся маленький человечек в телогрейке, суетливо бегал с аршином, ставил зарубки. Лесорубы делали передышку, дымили махрой, от их разогретых спин струился пар.

– Тут артелями сбиваются, чтоб легче было, – пояснил Сайфетдин. – Но для артели нужна лошадь, а так туда и не суйся… А безлошадники все на своем горбу вывозят…

– Как это? – не понял Хисматулла.

– А вон видишь горку? Доволокут туда, сбросят вниз, а потом впрягаются сами в сани и тащат…

Постояв немного, старатели разошлись кто куда. Хисматулла сунулся было к безлошадникам, но они, окинув его хилую и нескладную фигуру, не приняли его к себе. Бродя по участку, он натолкнулся на паренька, сидевшего на пеньке с пилой в руках.

– Ты один, что ли? – спросил Хисматулла.

– Да ну их, сволочей, – паренек сплюнул. – Как будто я виноват, что еще не вырос…

– А давай мы попробуем с тобой…

– А сдюжишь?

Они утоптали снег под высокой, сосной, подрубили ее с одного бока и начали пилить.

Поначалу все шло хорошо и легко – острые зубья пилы вгрызались в дерево, желтые опилки брызгали с двух сторон, но чем пила глубже уходила в древесную мякоть, тем тяжелее было ее тащить. Она часто застревала, гнулась и ныла тупым звуком, но Хисматулла, подражая заправским лесорубам, подбадривая своего напарника, весело покрикивал:

– Тяни живей! Тяни быстрей…

Ему стало жарко от злости и лишних усилий, он остервенело дергал пилу, но чувствовал, что уже выбивается из сил. Осталось допилить совсем немного, когда сосна затрещала угрожающе, качнулась, какое-то время не двигалась, как бы раздумывая – падать или еще повременить, потом, разрубая воздух свистящим ударом, грохнулась в сугроб, подняв облако снежной пыли.

Хисматулла не понял, какая сила отбросила его в сторону, а когда поднялся, отряхивая снег, то увидел своего напарника, побледневшего от страха.

– Ну чего ты?

– Чуть не убило, – просипел тот, словно еще не веря, что он чудом остался жив.

– А пила где?

– Вот, – он поднял и протянул два обломка пилы. – Что теперь будем делать?

Хисматулла чуть не заплакал от обиды, но, взглянув в растерянное и жалкое лицо напарника, сжал зубы, нахмурился:

– Ладно, со всеми бывает, кто впервой… Бери топор!

Они обрубили ветки, очистили от коры ствол и не успели выбрать другое дерево, как стемнело и нужно было идти на ночлег.

В рубленом, барачного вида балагане было тепло и сумрачно. Маленькая железная печка, стоявшая посредине, и освещала балаган и обогревала, но тепло было только тем, кто находился близко около нее. На длинном колене железной трубы, протянувшейся под потолком, уже висели мокрые портянки, от них шел пар, и в воздухе круто замешивался запах пота и давно не стиранных рубах.

Пристроившись на краешке нар, боясь, как бы его не согнали и с этого места, Хисматулла прислушивался ко всему, приглядывался.

– Говорил я тебе, мусульманин – это мусульманин, он всегда поможет правоверному, – с горячностью утверждал человек с острой козли ной бородкой своему соседу. – Кто оказался прав?

Сосед его сидел к Хисматулле спиной и чинил лапти, но, как только он начал говорить, Хисматулла узнал по голосу Сайфетдина.

– Что ты ко мне пристал? Видишь, я лапти чиню, – отвечал Сайфетдин. – Дело не в мусульманине, а в человеке, понял? Рано еще хвалить! Хваленая девушка на свадьбе воздух портит, слыхал? Вон Хажисултан или Галиахмет– бай… Какой мне толк от того, что они правоверные, раз в животе у меня и так и так пусто? Галиахмета хоть тупым ножом режь – кровь не покажется, такой жадный! Чего ж ты этого нового выгораживаешь? Живы будем, поглядим, что за птица этот Рамей, а пока судить без толку…

– Ошибаешься, Сайфетдин-агай! Я его сам видел, он на плохого человека не похож. Улыбнулся мне и сказал: Никого без работы не оставлю…

– Ладно, ладно, – отмахнулся Сайфетдин. Он натянул лапоть на колодку, поддел острием кочедыка сплетение, пропустил лыко через отверстие и постучал по этому месту, чтобы расправить строчку.

– Посмотрим еще, кто прав будет! – не унимался человек с козлиной бородкой.

Хисматулла обратился к нему:

– Агай, скажи, о чем спорите?

– Не спорим, а говорим! – раздраженно ответил тот.

– А чего ты задаешься? – спокойно заметил Сайфетдин. – Тебя по-хорошему спрашивают! Знаешь – ответь, а не знаешь – так и скажи, что не знаю, мол, – и пропустил лыко в новое отверстие.

– Кто не знает, я?.. – человек с козлиной бородкой задохнулся. – Да разве есть хоть что-нибудь, чего я не знаю?! Ведь и эти новости вы узнали от меня! Знали вы, что управляющий приехал? Не знали! Знали, что за крепления вдвойне платить будут? Нет!

Однако скоро, сменив гнев на милость, он отвел Хисматуллу в сторону и стал шептать что-то.

– Балаболка! – тихо сказал Сайфетдин. – Язык, как мочало, обтрепался…