Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов

Четверостишие

Умерли многие, но это случилось в прошлом —
в состоянии (как известно), наиболее свойственном смерти.
Возможно ли, чтобы я, подданный Якуба аль-Мансура,
умер, как умерли розы и Аристотель?

Из «Дивана» Альмутасима аль-Магриби

(XII век)

Пределы

Есть строка из Верлена, которой мне так и не вспомнить,
есть соседняя улочка, запретная для моих шагов,
зеркало, видевшее меня в последний раз,
есть дверь, закрытая мной до скончанья времен.
Среди книг в моей библиотеке (вот я их вижу)
есть книга, которую я не раскрою.
Этим летом мне сравняется пятьдесят.
Смерть истончает меня неумолимо.

Из «Надписей» (Монтевидео, 1923)

Хулио Платеро Аэдо

Поэт говорит о своей известности

Слава моя измерена сводом небес,
библиотеки Востока сражаются за мои стихи,
эмиры стремятся наполнить златом мой рот,
ангелы уже знают наизусть мой последний заджаль.
Мои рабочие инструменты – унижение и тоска;
лучше бы мне родиться мертвым.

Из «Дивана» Абулькасима аль-Хадрами

(XII век)

Великодушный враг

В 1102 году Магнус Босоногий приступил к покорению королевств Ирландии; говорят, что накануне своей смерти он получил приветствие от Муйрхертаха, короля Дублина:

Пусть в твоем войске сражаются золото и буря, Магнус Босоногий.
Пусть завтра на полях моего королевства будет удачен твой бой.
Пусть твои королевские руки сплетут ужасную паутину меча.
Пусть станут пищей красного лебедя те, кто войдет под твой меч.
Пусть все твои боги насытят тебя славой, пусть насытят кровью.
Пусть на заре ты будешь победителем, король, топчущий Ирландию.
Потому что этот день станет последним. Клянусь тебе, король Магнус.
И прежде, чем сотрется его свет, ты будешь побежден и стерт, Магнус Босоногий.

Из «Anhang zur Heimskringla»

[12] (1893)

Г. Геринга

Le regret d’Héraclite [13]

Я, столь многими бывший людьми, никогда не был тем,
в чьих объятьях Матильда Урбах познала блаженство.

Гаспар Камерариус,

из «Deliciae Poetarum Borussiae»

[14] (VII, 16)

Послесловие

Дай бог, чтобы изначальная монотонность этой смеси, которую составило время, а не я, и в которую попали ранее написанные вещи (я не отважился исправлять то, что было сочинено мною при ином понимании литературы), бросалась в глаза меньше, нежели историческое и географическое разнообразие. Из всех книг, отданных мною в печать, ни одна, кажется, не является столь личной, как эта разнородная и беспорядочная «книга о разных предметах» – в первую очередь из-за обилия отражений и перекличек. Со мной мало чего случалось, а прочитал я о многом. Или, лучше сказать, со мной случилось мало чего более достойного памяти, чем философия Шопенгауэра или словесная музыка англичан.

Некто задается целью нарисовать мир. В течение многих лет этот человек населяет пространство образами провинций, царств, хребтов, бухт, кораблей, островов, рыб, комнат, инструментов, светил, лошадей и людей. Незадолго перед смертью он открывает, что этот неспешный лабиринт отображает черты его лица.

Х. Л. Б.

Буэнос-Айрес, 31 октября 1960 года

Иной и прежний (1964)

Предисловие