Золото твоих глаз, небо её кудрей

Деревяшкин от испуга чуть было не выронил змейку. Та зашипела — и в который уж раз попыталась укусить бамбука за ладошку.

А вот зелёный товарищ — бамбук так и не узнал его имени — сидел рядом, не подавая признаков… да, в общем-то, никаких признаков не подавая. После кратковременной вспышки ярости, стоившей жизни Аркадию Рудольфовичу, он впал в прострацию. Буратина честно пытался его расшевелить, стуча ему по спине, щелбаня по щщам и дёргая за обвислые ноздри. Всё тщетно: зелёный ни на что не реагировал. Как будто из него выдернули некий внутренний стержень… да, собственно, так оно и было, чо уж. Впрочем, он хотя бы вёл себя прилично. В отличие от жабледротки. Которая так и осталась рыдать над издохшей Лилией Львовной.

Что касается дежурной лягушки, она пропала, как и не было её. Вероятно, уплыла. Буратина с удовольствием сделал бы то же самое, найдись на островке — это был именно островок, искусственный, квадратный — хоть какое-нибудь плавсредство. Его бы устроила даже самая маленькая лодочка с одним веслом. Но ни лодочки, ни весла не нашлось.

Ещё того хуже — не было нормальной еды. Буратина обыскал все помещения и наткнулся на кладовку. Там хранились бумажные мешки. Вероятно, то был корм для земноводных. Он так вонял, что даже небрезгливый бамбук попробовать его на вкус не решился.

Однако жрать-то хотелось. Бура уже подумывал, а не схомячить ли змею — вот прям так, всыромятку. Останавливало его только то, что в ней могли быть какие-нибудь яйца или зародыши, которые могли прорасти в кишечнике и овладеть Буратиной изнутри. Те же соображения удержали от того, чтобы забить жабледротку и скушать её: мало ли чего она там нахваталась от Лилии Львовны. Да, бамбук был не чужд благоразумию (и не любил сырое). Тем не менее, победа пустого желудка над благоразумием была лишь вопросом времени.

Которого, однако ж, не хватило. Ибо явилась Тортилла. И не с дружественным визитом, нет.

Она надвигалась, вот что! И — как она надвигалась!

Вырастала из тьмы, скажете вы? А вот не скажи #769;те. Поднималась из пропасти, из бездны? Ну где-то так — но тоже, в общем-то, мимо. Скорее вот что: проявлялись некие грозные очертанья, обреталася форма. Тортилла вся была как божия гроза, да не небесная, а пучинная, изподглыбная, что ли. Такая она была прям вся какая-то — плавуче-чёрно-чемоданная — гнетуще-облая. Озо #769; рно-стозевная! Но не лайяй, не лайяй, о нет о нет о нет. Она вырисовывалась в воде безмолвно и сурово. А вокруг неё содрогалось лоно вод. И оно же пузырилось. И было в этом что-то завораживающе-жуткое. Если бы на месте Буратины был Пьеро, он бы смог оценить это зрелище по достоинству.

Но увы, на пирсе сидел именно Буратина. Который явлением Тортиллы не заворожился. И даже жути настоящей не ощутил. Приссать — приссал, а так — нет. Да и где ему, деревяшке!

Он только рот разинул, когда после всех содроганий и бурлений из воды поднялся высокий купол, покрытый ржавыми металлическими листами. По краям его, ближе к воде, сидели зелёные существа, похожие на того, кто растоптал коуча. Но эти были в медной чешуе, как жар горящей в лучах заката. И с длинными копьями. Вид у них был до того решительный, что Буратине поплохело.

Купол слегка накренился. Воины были к тому готовы — ни один не упал.

Что-то заскрипело. Из воды высунулся ещё один зелёный. В руках у него вместо копья был жестяной рупор. Который он поднёс ко рту и выкрикнул:

— Всенародно Избранная Председательница Кооператива «Озеро» Черепаха Тортилла изволила прибыть с экстренным инспекционным визитом!

— Слава Тортилле! Гип-гип-ура! Э #769;йя-э #769;йя-ала-ла #769;! — прокричали прочие зелёные, потрясая копьями.

Зелёный скрылся. Купол — под бодрое «алала» — снова завращался. И наконец над водою вознеслася огромная голова, поросшая чёрной плесенью. Она напоминала змеиную, вот только размерчиком была как бы не с самого Буратину.

Голова повернулась туда-сюда. И устремила на Буратину страшные очи свои.

Левое око осветилось зелёным, в правом загорелась тусклая алая искра.

— О — о - о, — голова зевнула. Звук был как из бочки, гулкий и протяжный. — Ей — ей — е - е…

Вдруг из пасти ударила — как кулаком — громкая бодрая музычка, и прямо оттуда, из пасти, из самых недр черепахи закричали молодые голоса, сразу несколько:

— One way ticket! One way ticket! One way ticket to the bluuuu…

Буратина прихуел бы, наверное, если б успел. Но пасть с усилием захлопнулась. Музычка — уже неразличимая — поиграла ещё секунды две и утихла.

— Запустилась, запустилась… — забормотало чудовище гулко и неразбочиво, как из бочки. — Старая запись запустилась… Старая запись из головы старой черепахи… старой горелой черепахи… песня… хорошая песня, хорошая песня — как уехать навсегда от противных жшшшш…. - голова ненадолго замолчала. Потом начала снова: