Золотое дно (сборник)

кунд, он даж е успел спросить как бы самого себя: «И

это все?..»

Первый взрыв раздался в стороне, а второго Чуди­

нов уже не расслышал...

У Степана Ж вакина грамоты было два класса, вой­

ну он воспринял, как нужду, которую нужно пережить,

и за полтора года научился не только хорошо наводить

переправы и стрелять, когда немец становился на горло,

но и укрываться от смерти. Степан Ж вакин после вой­

ны хотел рубить избы, завести семью и настроить кучу

детей. И когда свои бомбы неожиданно пошли на Ж в а ­

кина, он закричал, стервенея:

■ Сволочи, куда лупите? Глаза-то разуйте! Федька,—

Федька, ты-то куда? Ложись, сволочь!

И Ж вакин посунулся на дно окопа, встал на колени,

твердо упершись локтями в жидкую, кислую землю, а

ладонями прикрывая голову. И когда рвануло совсем

рядом и земля, встав на дыбки, пыталась похоронить

Степу Ж вакина в своем чреве, он, подавляя в ушах не­

стерпимый звон и тошноту в животе, подставил плывуну

костистую спину... Потом сидел ошалелый, мотая голо­

вой, вы царапывая из глаз песок и слушая недальние

взрывы. Вспомнил о Чудинове, крикнул сторожко, не

высовываясь из окопа:

— Эй, Федька, как ты там? — но парень не откли­

кался, и Ж вакин добавил уже как бы сам себе, озабо­

ченный тревожным молчанием: — Скотина тоже. Понес

какой-то леший, а сейчас уродуйся с ним.

Самолеты освободились от груза и улетели, оставив

в Бороухах огонь и суматоху, а Степа наконец-то пришел

258

в себя и осторожно пополз по опаленному исковеркан­

ному полю, тихо окликая: «Федька, эй ты?», потом, от­

кинувшись на бок и слушая постоянный нудный звон

в голове, стал саперной лопаткой вынимать землю, по­

ка не наткнулся на Федькины ноги. Ж вакин откапывал

Чудинова и все говорил, говорил, поминутно огляды­

ваясь но сторонам и подавляя страх:

— Ну кто ж е так делает, разве можно в окопе плаш ­

мя падать? Ну кто так поступает? Землей придавило—

и капут. Ну хорошо, я привелся, а могло и не быть...

Эх ты, командир полка — не видал пинка! Вояка хре­

новый, возись тут с тобой. На колешках надобно стоять,

на колешках...

А Чудинов леж ал, плотно прижавшись к земле, слов­

но прислушиваясь, как дышит она. Ж вакин перевернул

Федьку, смахнул с лица землю, прислонил ухо к груди

и услышал, как далеко-далеко бьется слабое сердце,

значит, парень еще жив, значит, еще не задохнулся.

Но Чудинов вернулся в сознание лишь под вечер, он

пробовал шевельнуться и не мог. А Ж вакин рядом пе­

реживал: ведь убираться надо, к своим попадать; по­

тому он то и дело тормошил Федьку, которого, видно,

здорово контузило. А когда тот пришел в себя, жалобно

стал упрашивать:

— Ты слышь, Чудинов, как там, а? Ну ты попро­

буй, а?

Но Федька безразлично молчал, облизывая языком

пересохшие губы, порой бестолково водил глазами по

рыжим стенкам окопа, вглядывался в тускнеющее небо,

и Ж вакин понял, что с таким Федькой каши не сва­

ришь. Степа взял винтовку на грудь и шеей ощутил

скользкую тяжесть ремня, потом присел на корточки,

осторожно надвинул Чудинова себе на спину и, кряхтя

от натуги, поднялся. Федька был не сырой телом, он

ладно распластался на спине Ж вакина, но Степа-то на­

голодался, да и не богатырь он — всего шестьдесят

пять кило весу, и потому с каждым шагом все неровнее

казалось ему земля и упрямее молчаливый груз.

«Хоть бы слово живое сказал. Ишь, расселся. «Воен­

ным буду!» — мысленно передразнил он Чудинова, по­

давляя нарастающую неприязнь, а тут еще винтовка

надоедливо елозила по животу, Степа совсем осоловел

от усталости, ему так мечталось добраться до своих,

9*

259

выспаться в теплом углу, налопаться «кирзовой» каши

и просто поболтать с ребятишками, ну а там уж куда

пошлют — на то она и война... Но он дотащил Чудино­

ва до перелеска и сам полежал, отходя на волглой ж ест­

кой траве, как пропащая старая лошадь, потом пере­

силил усталость, сломил молодое деревце, расстелил

па рогатых ветках шинель, заволок на нее Чудинова и

вновь побрел заиндевелой опушкой, хрипя нутром и

быстро наливаясь жаром.

Когда Степа поволок Чудинова по кочковатой зем ­

ле, Федька как-то сразу ожил, только ноги его были

вялы и непослушны. Отдавшись страшным мыслям, Ч у­

динов забыл о подвигах и обо всем на свете и лишь мыс­

ленно торопил Ж вакина, подгонял его, каждый раз тре­

вожно замирая душой, когда Степа останавливался пе­

редохнуть: «Ну ты, давай, ну-ну... Господи, не бросил

бы только! Ведь никто не узнает. Сгниешь тут, как п а­

даль...»

8

Д ядя Кроня был грустен и тускл лицом, щеки его

неожиданно одрябли, стали пористыми, в глаза он ни­

кому не смотрел, царапал корявым пальцем желтую

мозольку сала на клеенке, иногда вздыхал, а мать, ду­

мая, что он печалится из-за нее, виноватилась, ходила

по комнате молча, заполняя стол всякой едой.

— Ну и прохиндей! Пленом вздумал попрекать, —

вдруг сказал дядя Кроня и ссутулился еще больше.

— Д а наплюнь ты на него, — пробовал утешить Ге­

ля, поглядывая в окно. Ему хорошо было видно, как

Федя Понтонер тешет бревно: топор часто соскальзывал,

звенел хорошей сталью и взблескивал на сливочном

срезе дерева.

— Меня баба М арфа, можно сказать, на своем гор­

бу от могилы оттащила...

— Ты тоже хорош, голубчик, — вступила в разговор