Золотое дно (сборник)

берега. И только Гриша, покрутившись вокруг избы,

вдруг сказал участковому:

— Покойники-то пшеном не запасаются, бат. Еще

с зимы полная банка стояла. Да и лодки в кустах

нет.

— Искать будем? — спросил белобрысый участко­

вый, чувствуя душою враждебность леса.

— Чего искать-то, не барин. Побродит, надоест — и

вернется, — подсказал Гриша, подхохатывая. — Думал,

умней всех. Хи-хи. А народ не проведешь, не-е. Побе­

гает и придет, сволочь такая, отсюда ему не деться.

Молодежь пошла, а? Пакостить могут, а отвечать за

свои поступки у них смелости нет...

Сыновью прощальную записку принесли матери. М а­

лаша Малыгина, рано постаревшая от вдовьей жизни,

прочитала каракули, ойкнула испуганно и, вспомнив

похоронку по мужу, сразу поверила всему, что начерка­

но было на газетке, и в голос завыла так, что мороз

пробрал всех, кто оказался возле:

— Ой... и на кого ты меня спокинул, зачем мне дале-

то жить, сиротине горькой, не к кому боле головушки

приклонить...

107

12

Вечером, как уговорились, зашел Гриша Таранин: на

ногах легкие охотничьи поршни, перевязанные под ко­

леном, на плечах брезентовая куртка, подбитая с испо­

ду толстой байкой, на голове почтовая фуражка с си­

ним верхом — уже срядился старик в лес. В семь ве­

чера уходил по берегу за семгой трактор, и надо было

успеть на него, чтобы добраться до тони Кукушкины

слезы, зря не мозолить ноги, раз попутье есть.

— Нашли баламута? — спросил Иван Павлович о

Коле Базе.

— Побегает и вернется, куда ему деваться?

— Лопаты не забы л?— сразу перевел разговор Тя­

пуев.

— А закоим?

— Не твое дело. Я спрашиваю, лопаты взял? Ты мне

смотри, Гриша. Ух-ух, — вроде бы шутя, но с грозным

прищуром глаз протянул Иван Павлович. — Сунь в ме­

шок, а черена на месте насадим.

— А закоим? Не гряды же копать. Иль червей? Дак

есть полная банка,— не унимался Гриша, не понимая,

зачем же другу-приятелю понадобилась лопата. Но тут,

видимо, нечего было и понимать, потому что Тяпуев

вспыхнул и побагровел лицом.

— Все-все,— замахал руками Гриша Таранин.—

Беспутый я, без пути мелю. Ну дак выходите навстречу.

И когда он потянул ногу через порог, Тяпуев вдруг

спросил вдогон:

— Уж голос знаком, не выходит из памяти. Сознай­

ся, ничего не будет, слово даю. — Тяпуев помолчал,

словно примерялся, как спросить точней и неожидан­

ней. — Ты был тогда? Ну-ну...

— Вы чего, Иван Павлович? Опять загадку загану-

ли? Иль злой умысел на меня таите? — обиженно за­

частил старик певучим звенящим голосом.

«Он был, он», — утвердительно подумал Иван Пав­

лович.

— Помнишь, в тридцатом-то кто-то покушался на

меня? — в упор глянул на старика, но тот заслонил

взгляд щетинистой завесью бровей.

— И неуж? Впервой слышу. Ой-ой. Как же так?..

— Иди, собирайся! — грубо прикрикнул Тяпуев и от-

108

Ёёрнулся к окну. Ёму было видно, как Гриша, часто се­

меня, перебегал улицу, штаны его парусили, и сапоги

емко подбивали дорогу. Старик ссутулился, и белые пе­

рышки волос по-птичьи топорщились на морщинистой

шее.

...Тогда, в тридцатом, Осипа Усача раскулачили и

увезли. А дня через два подстерегли вазицкого мили­

ционера Ваню Тяпуева на вечерней улице, набросили на

голову вонючую дерюгу, повалили в осеннюю грязь и

стали пинать. Может, грязь, густое месиво мешало раз­

махнуться ноге — это и спасло парня.

— Убей его, Иуду! Скольких еще продаст, — кричал

кто-то разбежистым звонким голосом, и сквозь расте­

рянность и боль милиционер подумал, что голос ему

знаком, словно бы недавно кто-то винился перед ним

певуче, по-женски. До этого возгласа Ваня старался

только уберечь себя, сжимаясь в комок и пряча голову;

дерюга душила горло, и парень задыхался, теряя созна­

ние и жизнь. И снова кто-то звонко и сладостно, слегка

тая голос, закричал:

— Убей его, убей, падлюку!..

Этот крик возмутил Ваню Тяпуева, и, упираясь в ме­

сиво, он поднялся, и даже шагнул навстречу, тупо, до

боли в скулах размахивая кулаками в пустоту. Тут раз­

дался топот многих ног, придушенный всхлип, чьи-то

руки стянули с Вани дерюгу, и в этот миг в его голове

прощально мелькнуло: «Ну вот и все, вот и конец». Но

при жидком лунном свете разглядел Мартына Петен­

бурга. Тот стоял около, похожий на копну сена, тяже­

ло дышал, опираясь на кол.

— Жив, что ли? Слышу, будто пороса режут. Зн а­

чит, вовремя поспел. Ребра-то целы?

— Целы, кажись, — тупо откликнулся Тяпуев, сго­

няя рукавом кровь с лица. — Я им покажу кузькину

мать, — бормотал ошалело, не чувствуя под ногой на­

дежной дороги: Ваню качало и тошнило. — Я их всех

по шеренгам рассчитаю, кулацкие выродки.

— За что тебя так?

— Иду — мешок на голову и кольем по спине. Враг

из берлоги наружу лезет. Ты хоть признал кого?

— Да в темноте разве кого приметишь...

А наутро явился в сельсовет Гриша Таранин, трях­

нул бараньей шапкой волос и певуче, по-женски сказал:

109

— Я за революцию всей душой, Иван Павлович.

А тестю даю полный отлуб и с бабой своей Малашкой

разбегаюсь. Ну ее вместе с кулацкими замашками, тем­

ным наследством прошлого. — И Гриша ловко просунул

на стол широкий лист из амбарной книги, исписанный

убористо.

Ваня Тяпуев читал заявление и думал: «Он был, го­

лос по всем приметам егов. Но вот допри, возьми за

рупь пять...»