Золотое дно (сборник)

А в бумаге было: «В 1928 году я вступил в брак с

Маланьей Корниловной Тараниной. После того уехал в

Мурманск и находился в государственной работе два

года. За эти два года выслал сапоги, отрез на платье,

тридцать штук белья, несколько простыней, рубашек,

кальсон и т. п., и еще посылал соли и часть сахару.

После того, как прибыл на родину, в согласьи с М а­

ланьей находился два месяца, после чего стала она ме­

ня гнать, но я все равно работал на ейных полях и

пожнях, но в конце концов мне Маланья сказала, что

ты мне не нужен и уходи из моего дома и ко мне ничуть

не касайся. Но я не захотел ссориться и ушел к матери.

А когда я вышел, то у ней попросил что-нибудь за два

года, но она мне сказала, что тебе ничего не будет.

А потому я убедительно прошу народный суд разобрать

наше дело, а я хочу взять за два года совместной жиз­

ни как-то: нижнюю боковую избу и скот, или скот и

швейную машину. Но еще, что посеяно на 1930 год из

овощей и хлеба, это все пополам. Когда я пришел к ней

в дом, то я принес с собой металловый самовар и двух­

летку кобылу. Но когда я жил на лесозаводах, она про­

жила мой металловый самовар, а деньги употребила

неизвестно куда и на что, и не могу узнать, а за этот

самовар я хочу взять ее металловый самовар, каковой

находится в ремонте разогретый. Но я еще взял у нее

два медных таза за то, что когда пришел домой, то при­

нес несколько штук белья, и это белье сейчас находится

у нее еще неизрасходовано, но она мне ето белье не от­

дает, и за то я взял у нее эти тазы, покуда не отдаст

неизрасходованного собственного белья.

А еще прошу учесть народный суд мое полное несог­

ласие с гражданкой Маланьей Корниловной по причине

политического вопроса».

Читал Иван Тяпуев заявление, а из головы не выхо­

110

дило: «Гришка, подлец, был. Мстит за что-то. Но как

допрешь?» И весь остаток дня ходил милиционер по Ва-

зице и украдкой норовил все выспросить про Таранина,

но все в один голос твердили, что мужик был тем вече­

ром в Инцах, ездил за товаром для потребиловки. А по­

том сошли синяки с Вани Тяпуева, как с гуся вода, но

в памяти тот вечер не стирался.

И вот нынче судьба так неожиданно вновь столкну­

ла их, связала узелочками на одной нити...

Трактором они без особой нервотрепки добрались до

тони Кукушкины слезы, по морскому отливу без тряски

прокатились, будто то асфальту. Гриша намерился было

свернуть к тоньской избушке, где маячил внучонок, вы­

сматривая в бинокль приезжих, но друг-приятель не­

ожиданно остановил за локоть и кивнул на торфяную

тропу, которая едва приметно завязывалась меж болот­

ных кочек.

— Может, чайку, душеньку согреем, а? Куда нам

торопиться, не гонят нас, — пробовал возразить старик.

Ему бы хотелось, чего греха таить, посидеть за столом

да похлебать свежей семужьей ухи, а может, и мало­

сольной рыбкой угостит парень: как-никак внук сидит

на тоне, не какой-то посторонний человек, можно бы и

в дорогу пару звенышек взять, да и ночь эту по-челове­

чески выспать на постели — ведь и годы не те, чтобы

корчужкой под кустом свалиться. — Слышь, Иван П ав­

лович? Внучонок там, навестить бы. От бабки гостинец

передать, — пробовал еще схитрить.

— Время — деньги, ты что, парень? Другого времени

тебе не будет, или сто лет не видался?

— Д а как не будет другого времени, но внучек

ведь, — вздохнул жалостливо Гриша Тараним, понимая,

что ничего не выгорит, уже прощально всмотрелся в

Сашку, беспонятливо маячившего на угоре, и ступил на

тропу.

— Ушицы бы свежей. Не каждый день и едим, —

бормотал старик, уже настраиваясь на долгую ходьбу,

и кривые стоптанные ноги поволок неторопливым лесо-

вым шагом.

У Ивана Павловича горело сердце, раскачивалось

колоколом, рождая нетерпение и суматошливость: ему

хотелось бы побыстрее бежать на место, и он, подгоняя

старика, даже несколько раз пнул его в пятку, на что

111

Гриша Таранин оглянулся и посмотрел на спутника су­

рово. Но болото подавалось под ногой, хлюпало, прихо­

дилось выдирать сапоги из вязкой торфяной каши, а

сосновый бор синел где-то далеко впереди, как мираж,

полусонное наваждение; в животе начинало поуркивать,

болело в пахах, и сердце больно огрузло, навалилось на

ребра, плохо разгоняя кровь. Вскоре азарт пропал, за ­

молчал в душе колокол, и Тяпуеву показалось, что ста­

рик нарочно спешит и хочет его, Ивана Павловича,

может быть, и кончить в болотах. Подозрительность

опалила мозг, и Тяпуев уже пристально вгляделся в

узкую ребячью спину с выпирающими лопатками, из­

рубленную морщинами шею с белыми перьями волос —

и, захлебнувшись одышкой и неловко сминаемым стра­

хом, он закричал вдогон:

— Слышь, эй ты!.. Куда ведешь?

«Э-э, недолго покоптишь, друг-приятель, — подумал

старик безо всякой жалости, замечая набухшее кровыо

лицо и налитые желчью глаза. — Наверное, смерть чует,

вот и поволокся в Кельи помолиться. Захотел в остат­

ний раз взглянуть на родные места. Не нами сказано:

где гриб родился, там и погинет», — размышлял Гриша,

спокойно поглядывая прозрачными бусинами глаз.

— До боров-то дойдем, а там уж рукой подать. Зато

сколько срежем, чуешь?..

Наконец они ступили в лес, под ногами захрустел

белый курчавый мох, пахнуло густой духотой, и от сос­