Золотое руно

— Поскольку нам нет необходимости убивать животных ради еды, мы больше этого не делаем. Некоторые считают, что тем самым мы многого себя лишили, что убийство собственной еды — это клапан, предусмотренный природой для сброса агрессии.

— Э‑э… ну, я‑то вырос в деревне, — сказал Клит. — Охотился в своё время. Но большинство людей сейчас покупают мясо в магазинах, уже упакованное. Они даже не видят этих животных, не говоря уж о том, чтобы их убивать.

— Но вам приходилось убивать? — спросил Хаск.

— Да.

— Каково это — убивать ради еды?

Камера подпрыгнула; похоже, Клит пожал плечами, не выпуская её из рук.

— Это может доставлять немалое удовольствие. Нет ничего вкуснее еды, которую выследил и добыл сам.

— Интересно, — сказал Хаск. Он посмотрел на свой мясной диск, словно он вдруг стал не таким аппетитным. Тем не менее, он поднёс его к своему фронтальному рту; внешняя горизонтальная щель и внутренняя вертикальная образовали квадратное отверстие. Его ржавого цвета дентальные пластины срезали кусочек с края мясного диска, а потом, к очевидному изумлению жюри, два длинных плоских языка высунулись изо рта, чтобы слизнуть попавшие на лицо капельки крови.

— Вы едите мясо сырым? — спросил Клит.

Хаск кивнул.

— В древности мы готовили мясо убитых животных — чтобы убить микробов и сделать его мягче, однако этому продукту никакая обработка уже не нужна. Сырое мясо гораздо ароматнее…

— Достаточно, — сказала Линда Зиглер, вставая в полутьме. Бэйлиф нажал кнопку паузы, и на мониторах замерцало застывшее изображение парящего в невесомости тосока с недоеденным куском сырого мяса в руке. В зале суда снова включили свет; присяжные и зрители протирали глаза.

Линда Зиглер приобщила к делу в качестве улики один из тосокских мономолекулярных резаков — тот, что принадлежал Хаску. Невозможно было продемонстрировать, что именно этот инструмент был использован в качестве орудия убийства; судмедэкспертам не удалось найти доказательств этого, так что она не стала продолжать эту линию.

Конечно, у Хаска теперь был другой такой же резак: на борту звездолёта были десятки запасных. Уменьшенная версия тосокской мясной фабрики была установлена в Валкур‑Холле; Хаску нужен был этот инструмент, чтобы питаться, и Дэйл убедил суд, что обвиняемому в убийстве ножом обычно не запрещают доступ к столовым приборам.

Тем не менее, не было никаких сомнений в том, что демонстрация отснятого на базовом корабле видео и презентация режущего устройства Хаска произвели на присяжных неизгладимое впечатление.

Так что Линда Зиглер со злорадным удовлетворением вернулась на своё место, и сказала:

— Ваша честь, обвинение завершило опрос свидетелей.

*23*

Хаск и Фрэнк вернулись с Дэйлом в его офис на двадцать седьмом этаже. Однако как только они вошли, Хаск тут же извинился и отправился в уборную. Как и люди, тосоки производили и жидкие, и твёрдые отходы и, хоть и с некоторыми затруднениями, могли пользоваться человеческим туалетом.

Когда Хаск вышел из кабинета, Фрэнк уселся на своё ставшее уже привычным место.

— Зиглер сделала впечатляющую работу, — сказал он. — Что говорит наше теневое жюри?

Дэйл опустил своё массивное тело в кожаное кресло и пробежал глазами отчёт, который Мэри‑Маргарет оставила на его столе.

— На данный момент они единогласно голосуют за признание Хаска виновным, — сказал он со вздохом.

Фрэнк нахмурился.

— Послушайте, я помню, вы говорили, что Хаска нельзя выпускать давать показания, но на данном этапе настоящие присяжные наверняка ожидают услышать его самого.

— Возможно, — ответил Дэйл. — Но Прингл скажет им, что обвиняемый не обязан этого делать; бремя доказательства лежит на обвинении. Это записано в CALJIC. Правда…

— Да?

— Это очень необычное дело. Вы знаете, как сказано в обвинении: «по собственной воле, преднамеренно и без законных на то оснований совершил убийство Клетуса Роберта Колхауна, человеческого существа». В прошлых делах мне всегда казалось смешным это «человеческого существа», но в данном деле это ключевой пункт. Погибший — человек, а обвиняемый — нет, и присяжные вполне могут посчитать, что обвинение в этом деле несёт несколько меньшее бремя. — Он помахал Фрэнку отчётом. — Похоже, это то, что говорит наше теневое жюри: если мы вынесем неверное решение, то, по крайней мере, гнить из‑за него в тюрьме будет не человек. Если мы посадим Хаска на свидетельскую скамью, и он сможет убедить присяжных в том, что он во всех отношениях такая же личность, с мыслями и чувствами, как и любой человек, то они могут принять решение, которого мы от них хотим. Однако для этого нужно заставить их полюбить Хаска.