Золотой день

Во-вторых, возможность. Если исходить из предположения, что смертельное лекарство Лили выпила на золотом дне, то кто мог что-то подсыпать ей в кофе или подсунуть таблетку? Причем так, чтобы никто не заметил. Но если в классических детективах обычно всплывают чьи-то подозрительные жесты или перемещения, то в записях Айше царила полная неразбериха.

Как и на золотом дне.

Как и во всей этой истории.

Никаких подозреваемых или, наоборот, абсолютно не подходящих на эту роль не было.

Все и никто. Все или никто.

Каждая могла и ни одна не смогла бы незаметно.

Айше слушала Софию, ожидая, когда она перейдет к главному. Ведь не ради сообщения о браслете она пришла.

Семра сказала Селин, Селин сказала Элиф, Элиф сказала Софии, София сейчас говорит мне… Да, Кемаль явно недооценил оперативность передачи информации. Впрочем, ничего нового. Семра и Кемалю сказала то же самое: что браслет Джан взяла Филиз. И не только это. Еще много всего.

«…Вы не поверите, но, по-моему, у нас все друг друга терпеть не могли», – «Я поверю, а ты? – комментировал Кемаль, когда они прослушивали запись. – Не для того она меня вызвала, чтобы поведать, как они все друг друга любили!» – «Мы ведь сто лет знакомы и раз в месяц непременно встречались… встречаемся… теперь-то, наверно, перестанем. Я уверена, Лили отравили по ошибке. Нет-нет, это не может быть несчастный случай, говорю я вам! Я еще вчера, когда Лили была жива-здорова, хотела поговорить с Айше, она, наверно, рассказывала? Так вот, я и хотела, чтобы она во всем этом разобралась, она ведь детективы пишет. А в полицию разве с одними подозрениями пойдешь? Вы уж меня простите, Кемаль, но никто бы меня там у вас и слушать не стал. Решили бы, что у старушки мания преследования. Но теперь-то! Теперь-то ясно, что все эти отравления – никакая не случайность! И отравить хотели не Лили, вовсе нет! Ей ни разу плохо не было после золотых дней. Отравить хотели меня! Меня! Я же вчера еще, когда…»

Она говорила правду. В том смысле, что не лгала. Она действительно вчера еще намекала на что-то, и многозначительно шептала, и обещала некие откровения, и ничего не ела. Словом, она верила, что говорит правду.

Еще не подозревая о смерти приятельницы, она поведала терпеливому Кемалю страшную историю отравлений, целью которых была, разумеется, расправа с госпожой Семрой. Ибо она, как говорят в плохих фильмах про шпионов, слишком много знает.

Кемаль старался, как мог, направлять обрушившийся на него Ниагарой поток сознания в нужное русло. Что именно она, госпожа Семра, знает такого, чтобы кому-то понадобилось ее молчание? Причем гарантированное, вечное молчание, а не такое, о котором можно договориться или за которое заплатить? Конечно, с ягнятами не договариваются, но их и убивают с первой попытки.

Выяснилось: госпожу Семру за незаурядный ум и практическую сметку не любят все. Буквально все. Потому что она знает… Не допуская возвращения в ту же реку, Кемаль позволил себе повысить голос. Что именно она знает?!

Она, например, знает, что сын Филиз совершил растрату, набрал кредитов в куче банков и к нему вот-вот нагрянет судебный исполнитель. А у Филиз собственных денег нет и сроду не было. Откуда?.. Как это «откуда она знает»? В этом месте на пленке была пауза, заполненная, судя по всему, изумленным взглядом и выразительной мимикой.

Надо же такое спросить! Откуда она знает? Откуда все всегда всё узнают? Ну, если вам надо точно… моя дочь Шейда общается с другим сыном Филиз, с младшим, – он и рассказал.

Поэтому Филиз и украла браслет. Он расстегнулся и соскользнул, Джан, наверно, его плохо застегнула, ведь браслет этот не ее, а ее дочери, она вечно у Илайды драгоценности берет, хочет всем пыль в глаза пустить, как будто все вокруг идиоты и ничего не замечают, а это не так, и я, к примеру, прекрасно знала, что все эти побрякушки, которыми она увешана… Что? Да-да, я и говорю: расстегнулся и упал, я сама видела как. И только собралась его поднять и хозяйке отдать, камни-то там дорогие, сразу видно, я еще подумала, что надо его Илайде отдать, а не Джан, чтобы она не воображала, что умнее всех… Что? Да, только собралась встать – смотрю: Филиз наклонилась, небрежно так зажала его в ладони, он же хоть и толстый, но мягкий – цепочка, в сущности.

А деть-то его ей некуда: сумки рядом нет, водолазка в обтяжку и карманы на джинсах закрывает. Да и джинсы – того и гляди по швам треснут, Филиз всегда так ужасно одевается, вечно в брюках, кошмар, совсем вкуса нет! Так вот, в карман, особенно сидя, ничего не положишь. Она руку с браслетом к себе прижала, как будто у нее бок болит, а в руке вроде как и нет ничего.

Но главное не это, а то, что Филиз видела, что Семра все видела и…

Вопрос: госпожа Семра, припомните поточнее, когда вы узнали от дочери о растрате?

Недели две-три назад? Не раньше? Нет-нет, определенно не раньше.

Вот видите, госпожа Семра, это означает, что ваша подруга никак не могла быть заинтересована в том, чтобы отравить вас два месяца назад.