Золотой дикобраз

Дюнуа и Людовик недолго печалились. Им было хорошо и вдвоем. Они вообще никогда не скучали, когда были вдвоем. Теперь, в этой поездке, дружба их еще больше укрепилась.

Итак, путешествие продолжалось. Флоренция была повторением Милана, его богатства, роскоши и гостеприимства, но с еще большим размахом. Это был яркий, оживленный, весь искрящийся город. И правила в нем семья коварных Медичи. Во главе рода стоял Лоренцо Медичи, и его двор поражал воображение роскошью. В городе высоко ценились искусства, художников в буквальном смысле слова осыпали золотом. Но появляться на улицах после захода солнца было небезопасно. Утонченное искусство, изощренная жестокость, беззаботное (даже слишком) веселье, свободная любовь и невероятно циничная мораль — вот далеко не все (зато основные) краски в палитре блистательной Флоренции.

Большинство этих красок Людовику нравилось, особенно красота и свобода, но жестокие нравы двора отталкивали его. Представления, устраиваемые Медичи, предполагали крепкие нервы и не менее крепкий желудок. На глазах у возбужденной публики быки растерзывали на части лошадей, людей живьем бросали в котел с кипящей водой. Такие кровавые сцены не развлекали Людовика.

Что же касается Макса, то, если бы ему был предложен выбор — жить в Раю или во Флоренции, он бы выбрал Флоренцию. Здесь каждый был так шикарно одет, имел такие элегантные манеры, а какие здесь хорошенькие служанки! Они всегда готовы развлечь француза, показать ему, что такое итальянская страсть. В определенном смысле, среди дам своего сословия, Макс имел здесь грандиозный успех. Впервые взглянув на него, они тут же начинали смеяться. Еще бы — такое забавное лицо, да еще увенчанное копной волос такого странного цвета, чуть ли не красных. А однажды начав смеяться, остановиться уже было трудно. В результате десяти минут не проходило, как они, к своему удивлению, обнаруживали себя на коленях у Макса, все еще продолжая смеяться какой-то его шуточке, глядя в его смешные блестящие глазки. К тому же у него такой смешной, какой-то глупый акцент.

А Макс знал, как с ними разговаривать — с веселым нахальством, которое никогда не казалось грубым (лицо-то у него было забавное). Он был французом, и поэтому первый вопрос к нему был всегда о Париже. Макс говорил о нем долго и обстоятельно, тем более что никогда там не был. Вторым шел вопрос о парижской моде. И это было закономерно, ибо французская мода сильно отличалась от итальянской. К такого рода вопросам Макс был хорошо подготовлен. Настолько хорошо, что всегда был в центре большой толпы восхищенных служанок. Женщины теснили друг друга около Макса, чтобы получше рассмотреть маленькие манекены, которые он предусмотрительно взял с собой.

Такие манекены каждый год вывозили из Парижа большинство итальянских городов. Они в миниатюре представляли новейшие фасоны. «Модные куколки», как их здесь называли, были большой редкостью, их нечасто показывали, хранили в тайне. Поэтому то, чем обладал Макс, вызывало большой интерес, и женщины внимательно рассматривали эти наряженные восковые куклы, бережно передавая их из рук в руки.

Служанки ахали и охали, когда Макс развлекал их маленькой сумочкой, внутри которой был специальный бархатный кошелек для драгоценностей, отделение для косметики, маленькое зеркальце, гребень, жидкие белила, румяна и духи. «Модная куколка» была хорошо, шикарно разодета и имела потрясающий успех.

Только одна-единственная служанка не присоединяла свой голос к восторженному хору. Едва взглянув на куколку, она безразлично проходила мимо. Это была Катрин, личная горничная Беатриче дель Лукка, жемчужины двора Медичи.

Катрин пожимала плечами.

— Миленькие куколки, только ничего нового в их фасонах нет. Моя госпожа носила все это еще в прошлом году. Вот если бы у вас были «модные куколки» этого года, с новыми фасонами и прическами, я бы еще на них взглянула. Да и то, я уверена, моя госпожа обо всем этом уже давно слышала.

Макс был вынужден признать, что, да, его куколки немного староваты, но скоро прибудут новые. Это произойдет очень скоро, возможно, сегодня, и тогда вы увидите потрясающие новые наряды из Парижа.

Катрин, несомненно, это заинтересовало, и позднее, когда они оказались одни, она сказала, что ее госпожа согласна хорошо заплатить ему, если он даст ей эти куколки раньше, чем их увидят другие. Макс отказался, сказав, что вряд ли сможет пойти на это, так как это будет несправедливо по отношению к остальным дамам. Катрин фыркнула и убежала. Он засмеялся ей вслед. Ему не нравилась ни она, ни ее госпожа.